В том смысле, что он не послал Шумова куда подальше. То есть, может, и послал, но мысленно.
А вслух он сказал:
– Черт с тобой, Костя. Будет тебе договор, но больше меня ни в какие дела не впутывай.
– У меня даже и в мыслях не было, – простодушно улыбнулся Шумов и чуть погодя добавил: – Между прочим, тебе не нужна по дешевке машина? «Форд» года девяносто пятого.
Генрих поднял глаза от бумаг, и тогда Шумов заботливо добавил:
– Там всего пара пулевых отверстий. Хозяин машину искать не будет.
– Молодой человек, – Генрих посмотрел на меня. – Какой кретин посоветовал вам обратиться за помощью к этому... К этому сомнительному элементу?
– Гиви Хромой, – просто сказал я. Шумов снова расплылся в улыбке, а седовласый юрист сокрушенно закачал головой, бормоча что‑то насчет того, что мы с Шумовым – два сапога пара.
Короче говоря, прошлое вернулось и слегка пристукнуло Генриха по голове. Но он еще легко отделался. Вот когда меня прошлое звездануло по башке, это был удар так удар. Как только мозги из ушей не полезли. Впрочем, ДК сказал, что их у меня не так много. Поэтому и не полезли.
Но все это – и ДК, и удар прошлым по башке – мне еще только предстояло пережить. Пока я знал лишь то, что мы с Шумовым два сапога пара, и, честно говоря, меня это не слишком пугало.
6
Генрих снимал помещение под офис в гостинице «Родные просторы». Это заведение не смогло так лихо вписаться в новые времена, как «Интурист», и потому гостиницей являлось лишь по вывеске. Первыми из «Родных просторов» свалили проститутки, и это было верным признаком того, что дела плохи. Это вроде бегства крыс с корабля. С тех пор из «Родных просторов» исчезла вся обычная в таких местах публика – карточные шулеры, кидалы, валютчики и даже ресторанный ансамбль. В конце концов перевелись и постояльцы, а на конторке администратора появилась табличка: «Сдаются помещения под офисы и склады». Судя по убожеству гостиничного вестибюля, клевали на это помещение немногие. Впрочем, клюнуть тут можно было и не только на предложение аренды. Шумова, например, аренда совсем не интересовала. А вот сохранившийся в вестибюле гостиницы бар привлек его самое пристальное внимание.
– Я тебе говорил, что нам понадобятся деньги? – задумчиво произнес он, глядя в сторону бара.
– Да, – сказал я, переживая нехорошие предчувствия и на всякий случай дотрагиваясь до пачки «зеленых», приятно отягчавшей мой карман. Деньги были на месте. Нехорошие предчувствия тоже.
– Так вот, они нам понадобились, – сказал Шумов и протянул руку. Если бы он сделал это в другой обстановке и в другой одежде, то это, наверное, походило бы на жест попрошайки. Но сейчас, в кашемировом пальто, с белым шарфом вокруг шеи, на фоне слегка обшарпанных, но все же мраморных колонн, Шумов выглядел потрепанным жизнью аристократом, который требует свое, законное.
– Что, все? – мрачно спросил я.
– Жадность не украшает мужчину, – сказал Шумов.
– Ну раз так... – Я вытащил деньги, отсчитал тысячу, которую обещал выдать Лимонадовой жене в качестве моральной компенсации, и переложил ее в другой карман. Остальные мухинские деньги я также убрал, потом вытащил из куртки пятьдесят рублей и вручил их Шумову.
– Это что? – оскорбился Шумов.
– Жадность не украшает мужчину, – ответил я. Шумов подумал, взял деньги и решительно направился к бару, пробормотав на ходу что‑то вроде: «Парень схватывает на лету...»
Я неторопливо двинулся за Шумовым, а когда добрался до бара, Шумов уже сидел там с рюмкой коньяка. |