– Где вы его взяли?

– Он лежал на кладбище, рядом с телом Бо. Бетти осмотрела платок.

– Да, вещество то самое, несомненно. Но платок принадлежит его жене.

– К слову о жене, – проговорила графиня из глубины удобного кресла, – почему ты пыталась ее отравить?

– Убирайтесь. Ведь я уже говорила! – Захлопнув книгу записей, Бетти указала на дверь. – Я бы никогда так не поступила ни с одним из моих хозяев.

– А как же тогда вот это, мистрис Бетти? – Элпью проворно достала из кармана пакетик, который подобрала на полу в комнате миссис Уилсон.

Бетти посмотрела на него.

– А где другой?

– Другой? – Элпью рассмеялась. – Ты же можешь, при желании, сделать их сколько угодно. Вчера ты это продемонстрировала.

– Должно быть два таких пакетика. Мистер Уилсон купил сразу два в тот день, когда покупал этот. – Она указала на бумажный квадратик в руках Элпью.

– Мистрис Уилсон приняла один из тех, что ты для нее сделала, но что касается другого…

– Нет‑нет! – закричала Бетти. – Миссис Уилсон этого не принимала. Это яд.

– Но это же то самое снадобье, которое ты каждый день для нее заворачивала. – Элпью указала на банку, помеченную «Венера».

– Нет, не то. – Бетти выдвинула ящик и достала оттуда лист бумаги. – Позвольте, я покажу.

Она сложила бумагу, как и раньше, затем перевернула пакетик и пометила его значком?.

– Смотрите. – Она снова перевернула пакетик. – Это лицо, это обратная сторона. Дайте мне ваш.

Взяв пакетик у Элпью, она перевернула его.

– Верх, низ. – Потом показала лицевую сторону, помеченную значком 6. – Вот! Знак сурьмы.

Элпью присмотрелась к пакетикам: для того, кто разбирался в подобных вещах, разница была очевидна.

– Какая путаница. Ничего не понимаю. – Почти забыв о присутствии графини, молча сидевшей в кресле, Элпью теперь изучала пустую обертку, которую она взяла в ящике ночного столика миссис Уилсон и все это время носила в кармане. – Должно быть, это второй.

– Видите? – Бетти выхватила бумагу и положила рядом с пакетиками – Элпью и своим. Стало ясно, что обе обертки из комнаты миссис Уилсон – и пустая, и с порошком – были сложены одинаково и не так, как это делала Бетти. В обеих была сурьма.

– Я приготовила для нее питье, как обычно, днем. Понимаете, порошок нужно растворить в бокале вина за несколько часов до приема. Должно быть, во время ссоры он уронил порошки, которые купил, а она разлила приготовленное мной питье, и тогда, вероятно, сама приготовила его снова, но не с тем порошком.

Элпью пыталась снова сложить обертку.

– Скажи мне, Бетти, почему просто не написать «сурьма» на лицевой стороне?

– Сложенный пакетик слишком мал, и писать символы быстрее. И если вы не умеете читать, то уж символ узнаете.

– Но не в случае с миссис Уилсон. Она чуть не убила себя, приняв за Венеру перевернутую Венеру, которая на самом деле оказалась сурьмой.

– Но зачем, Бетти, дорогая, – спросила из кресла графиня, – мистеру Уилсону вообще понадобилась сурьма?

– Но это же очевидно.

– Только не для меня, Бетти, – вздохнула графиня, вспоминая лекцию в Грэшам‑колледже. – Я так невежественна в отношении новой экспериментальной философии, как выросший в пещере готтентот.

Бетти указала на маленькую пустую банку.

– Он хотел сделать альфу Льва.

– Боюсь, это мне тоже ни о чем не говорит.