* * *

Тихонъ Ивановичъ замолчалъ. Севшій снова на стулъ Колмыковъ заерзалъ, вставать хотель, домой идти, совестно было хозяина задерживать, но Тихонъ Ивановичъ рукою удержалъ его.

— Погоди!.. Да погоди-же чутокъ! - почти сердито сказалъ онъ. — Дай все сказать… Душу дай облегчить… Ну, ладно… Ночь я не спалъ. Однако поборолъ себя, погасилъ въ сердце ненависть, многое продумалъ. Ведь въ конце концовъ все это только одна болтовня. Молодъ, неразуменъ. Стало быть такіе у него товарищи подобрались, книжками, поди, заграничными его наделяютъ, заразился дурью… Съ годами самъ пойметъ, какого дурака передъ дядей валялъ. Мне его учить не приходится. Что я ему? — офицеръ!.!. Онъ за одно это мое званіе, поди, меня какъ еще презираетъ. Жизнь его научитъ и образумитъ. Но только и держать его у себя, самъ понимаешь, не могу. Враги!.. Чувствую, вотъ, вотъ снова сразимся и тогда уже не одолеть мне моего къ нему сквернаго чувства. Всталъ я утромъ спозаранку. Съ нею переговорилъ, — Тихонъ Ивановичъ кивнулъ головою на Наденьку, севшую у окна съ рукодельемъ — она со мною во всемъ была согласна. Да и то надо сказать — время горячее, уборка идетъ, рабочихъ на хуторе видимо невидимо, кто его знаетъ, можетъ быть еще и подосланъ отъ кого, отъ какой ни на есть п а р т і и, пойдетъ мутить, книжки, брошюры раздавать, съ него это очень даже просто станетъ — непріятностей потомъ не оберешься. Помолился я Богу, и пока онъ почивать изволилъ вышелъ я въ садъ. А тамъ со вчерашняго весь нашъ смотръ остался. Стежки песочкомъ белымъ понасыпаны. Инспекторскій смотръ!!.. Собственническій восторгъ!.. Прошелся я и надумалъ… Приказалъ бричку запрягать. Да ведь какъ его прогонишь? А гостепріимство?.. Да, и родной-же онъ мне!.. Дядя — племянника… Иду домой, въ большомъ сомненіи, а дома она, милушка, все уже по хорошему устроила. Сговорила, что скучно ему на хуторе, нехай едетъ людей посмотреть, въ Новочеркасскъ, въ Ростовъ и даже, хотя и въ Крымъ. И денегъ ему дала — уезжай только отъ насъ, Христа ради, подале. Самъ его на станцію повезъ. Работнику доверить побоялся. Ну какъ начнетъ ему свои теоріи разводить, смущать малаго, еще хуже не стало-бы. Ѣдемъ, молчимъ. Все ожидаю я, скажетъ онъ мне на прощанье: — «извините молъ, дядя, я это такъ по молодости, не продуманно сказалъ»… ну и тамъ помиримся мы съ нимъ, поцелуемся. Ну, ладно… Ничего онъ мне не сказалъ. Только такъ строго и значительно на меня посмотрелъ. Ей Богу такъ посмотрелъ, казалось, лучше что-ли онъ мне пальцемъ погрозилъ-бы. Да, послали мы!.. Чисто на свою голову пустили козла въ огородъ.

— Да чего же, Тихонъ Ивановичъ, еще такого?.. — А вотъ слушай… Послали.