— Мамуля, да тебе сколько летъ тогда было? — спросила Мура.

— Ну, сколько?.. Немного, конечно, а все — летъ восемь, десять было. Да и потомъ… И даже сейчасъ — это чувство жалости къ брошенной елке осталось. Осталось и чувство обиды за человеческую жестокость и несправедливость.

— Мы, Мура, — сказала Ольга Петровна, — тогда совершенно искренно верили въ мальчиковъ, замерзающихъ у окна съ зажженной елкой, въ привиденія и въ чертей.

— Въ чертей! — воскликнулъ Гурочка. — Вотъ это, мама, ты здорово запустила! Это я понимаю! Хотелъ-бы я посмотреть, хотя разъ, какіе такіе черти на свете бываютъ?

— Благодари Бога, что никогда ихъ не видалъ, — тихо и серьезно сказала Ольга Петровна. — Не дай Богъ дожить до такого времени, когда они себя въ міру проявятъ. Вотъ Женя спросила, лучше-ли было въ наше время? Лучше не скажу… Но, пожалуй, добрее… Тогда мы не могли такъ жестоко поступать, какъ… какъ Володя…

Въ ея голосе послышались слезы. Марья Петровна обняла сестру за плечи и сказала:

— Мы все всегда были вместе. Три сестры и братъ Дима на праздники приходилъ къ намъ изъ корпуса, или изъ училища. Это потомъ уже разбросала насъ судьба по белу свету. Да и разбросанные мы никогда одинъ другого не забываемъ.

Несколько минутъ въ гостиной стояла напряженная тишина. Наконецъ, тихо сказала Ольга Петровна.

— Вотъ и сейчасъ неспокойно у меня на душе отъ того, что подарокъ отъ дяди Димы еще не пришелъ. Я знаю, что позабыть насъ онъ не могъ, и если нетъ ничего… Невольно думаешь о болезни… О худомъ…

— Могла транспортная контора опоздать, — сказала Шура.

— Очень уже далеко, — вздохнула Марья Петровна.

— Ну, что думать, да гадать, — точно встряхнулась Ольга Петровна, давайте ваши подарки, раскладывать будемъ подъ елкой.

Понесли большіе и маленькіе пакеты, неизменно завязанные въ белую бумагу, съ четкими «каллиграфическими» надписями: — «маме отъ Нины», «тете Оле — угадай отъ кого», были подарки и для Володи, но отъ Володи ничего никому не было.

Онъ былъ новый человекъ. Онъ этого не признавалъ. Онъ былъ — выше этого!..

* * *

До звезды въ этотъ день не ели. Въ полуденное время у молодежи особенно щипало въ животахъ, но за работой — раскладывали на блюдцахъ рождественскій гостинецъ — пряники, орехи, пастилу, мармеладъ, крупный изюмъ, сушеныя винныя ягоды, финики, яблоки и мандарины и другія сласти и надписывали, кому какая тарелка — про голодъ позабыли. Все делили поровну. Никого нельзя было позабыть или обделить. Тарелки готовили не только членамъ семьи, но и прислуге.

Въ столовой не спускали шторъ. Въ окно была видна крыша соседняго флигеля. Толстымъ слоемъ, перегибаясь черезъ край, снегъ на ней лежалъ. Изъ трубъ шелъ белый дымъ. Надъ нимъ зеленело темнеющее, вечернее холодное небо.

И старые и малые — старые изъ школы, малые отъ старшихъ знали — еще-бы Матвей Трофимовичъ ведь — математикъ и астрономъ! — что никакой такой особенной «Рождественской» звезды не бываетъ, что все звезды давно расписаны по координатамъ и внесены въ особый звездный календарь, да въ прошломъ году еше Володя со злою насмешкой сказалъ о разнице въ стиляхъ, о неточности счисленія и вообще вздорности евангелія, и темъ не менее — Каждый по своему и потаенно отъ другихъ все таки верилъ, что вотъ ему, можетъ быть, даже, ему только одному какая то таинственная звезда все таки явится и будетъ светить на востоке, какъ некогда светила она волхвамъ и пастухамъ.