Изменить размер шрифта - +
Мы совсемъ молодыми были. Детей никого еще не было. Очаровательная была елочка, въ нашемъ саду среди деревьевъ въ инее.

— Она еще и сейчасъ цела, — сказалъ Борисъ Николаевичъ, — большая только стала.

Въ прихожей какъ то застенчиво робко зазвонилъ звонокъ. Параша, стоявшая съ Авдотьей у дверей сказала Ольге Петровне:

— Барыня, наврядъ-ли это Владимiръ Матвеевич, не ихъ это звонокъ? Если чужой кто, что прикажете сказать?..

— Да кто-же чужой-то? Охъ не телеграмма-ли? Боюсь я телеграммъ.

Дверь въ прихожую притворили и все примолкли, прислушиваясь, къ тому, что тамъ делается. Послышался стукъ чего то тяжелаго и сдержанный мужской голосъ.

Муся на носочкахъ подошла къ двери и смотрела въ щелку.

— Тетя, тамъ офицеръ, или юнкеръ, — шопотомъ сказала она.

— Какія глупости ты говоришь, — тихо сказала Ольга Петровна.

Гурочка, за нимъ Ваня, прокрались къ двери.

И точно — въ прихожей Параша съ какимъ-то офицеромъ, въ пальто и фуражке, распаковывали, освобождая отъ рогожъ какой-то большой деревянный ящикъ. Офицеръ вынулъ изъ ножонъ шашку и ею прорезывалъ рогожу по швамъ. Параша съ Авдотьей поворачивали, видимо, очень тяжелый ящикъ.

— Я думаю, что это отъ дяди Димы, — тихо сказалъ Гурочка.

— Офицеръ?.. Правда?.. Гурочка кивнулъ головой.

— Я думаю, его надо все таки пригласить, — сказала Ольга Петровна.

— Да… да, конечно, — шопотомъ сказалъ Матвей Трофимовичъ, — я пойду.

— Постой, это я должна сделать… Хозяйка…

— Какъ знаешь.

Ольга Петровна посмотрела на цветникъ барышень. Ей вдругъ стало страшно. Ея щеки покрылись румянцемъ волненія. «Офицеръ?.. Кто его знаетъ, какой онъ?.. Все таки — офицеръ… Не пошлетъ-же къ нимъ дядя Дима кого-нибудь?..».

Торопливыми шагами пошла она въ прихожую. Офицеръ продолжалъ орудовать шашкой. Онъ освободилъ уже отъ рогожъ ящикъ и теперь, просунувъ лезвее подъ верхнія доски, отдиралъ его крышку.

— Простите, — сказалъ онъ, выпрямляясь и держа шашку въ руке — Имею отъ штабсъ-капитана Тегиляева приказъ вскрыть у васъ этотъ ящикъ и содержимое подъ елку положить. Да, кажется, припоздалъ маленько. Елку у васъ зажгли уже.

— Дмитрій Петровичъ Тегиляевъ мой родной братъ, — сказала, улыбаясь, Ольга Петровна. — Онъ опять что нибудь для насъ придумалъ, чтобы побаловать насъ? Пожалуйте къ намъ. Будьте намъ гостемъ.

Офицеръ еще осанистее выпрямился и представился:

— Сотникъ Гурдинъ.

— Вы изъ Пржевальска?..

— Почти что. Мой полкъ стоитъ въ Джаркенте. А сейчасъ я вотъ уже скоро годъ въ командировке, въ Петербурге.

— Такъ пожалуйте-же къ намъ, — протягивая руку Гурдину, сказала Ольга Петровна.

Офицеръ положилъ шашку на деревянный табуретъ, снялъ фуражку и почтительно поцеловалъ руку Ольге Петровне.

— Благодарствую, — сказалъ онъ. — Дмитрій Петровичъ писалъ — только передать и сейчасъ-же уйти.

Лукавыя искорки загорелись въ глазахъ Гурдина. Онъ не сказалъ, что въ письме еще написано было: — «лучше даже и не входи… Такъ въ щелочку на елочку посмотри. А то, братъ казакъ, мои племянницы бедовыя девицы. Не дай Богъ влюбишься, потеряешь въ Питере казачье свое сердце»…

Эти «бедовыя девицы» казалось ощущались за дверями прихожей.

Ольга Петровна смутилась еще больше.

— Нетъ уже пожалуйста, — какъ то строго и настойчиво сказала она. — Нельзя-же такъ и уйти. Братъ разсердится.

Быстрый переход