Его можно назвать господствующим духов Шотландскаго двора. Годы и годы промчались над его головой; но в хорошую погоду и в дурную, в теплую и холодную, в мокрую и сухую, в снег, град и дождь старик всегда сидит на одном и том же месте. Нищета и страдания сделали сильный отпечаток на его лице; уже стан его согнулся от старости; уже голова его убелилась сединою от тяжких испытаний, но он не покидает своего места и с грустью вспоминает о прошедшем. Он не перестанет влачить туда дряхлых своих членов, пока глаза его не закроются на веки не только для Шотландскаго двора, но и для целаго мира.
Пройдут годы, и антикварий новейшаго поколения, взглянув в какую нибудь заплесневелую рукопись о борьбе и страстях, волновавших мир в эти времена, быть может, заглянет и на страницы, которыя мы только что написали. Но, несмотря на его обширныя сведения в истории прошедших веков, несмотря на всю его книжную премудрость, на искусство собирать драгоценныя книги, на сухия занятия в течение продолжительной жизни, на фолианты, которые покрыты слоями полу-вековой пыли, и которые стоили ему огромнейшаго капитала, ему не отискать того места, где находился Шотландский двор, -- не отискать даже по приметам, которыя мы выставили в этом описании.
V. СЕМЬ УГЛОВ
Мы всегда такого мнения, что если бы никто из поэтов не обезсмертил Семи Углов, то Семь Углов сами непременно приобретут себе безсмертие. Семь Углов! Это -- страна музыки и поэзии, страна первых излияний пламеннаго сердца и замечательных предсмертных изречений, страна, освещенная именами Катнака и Питтов, тесно связанными с яблочниками и шарманками, в ту пору, когда дешевые литературные журналы наполнялись аршинными балладами, и когда, к смягчению наказаний за уголовныя преступления, не предпринималось в Парламенте никаких решительных мер.
Взгляните на устройство этого места. Вы на каждом шагу встречаете здесь гордиев узел, встречаете лабиринт Гамптон-Корта, лабиринт Бюла-Спа {Гамптон-Корт и Бюла-Спа -- загородныя увеселительныя места, с прекрасными садами.}; встречаете узлы белаго шейнаго платка, трудность завязать которые можно сравнить только с очевидною невозможностью развязать. Вообще говоря, какая путаница может сравниться с путаницей Семи Углов? где вы найдете другой подобный лабиринт улиц, дворов, переулков и аллей? где вы найдете такое скопище англичан и ирландцев, какое встречается в этой запутанной части Лондона.
Чужеземец, очутившись в первый раз у Семи Углов и остановившись у семи мрачных переулков, с видимою нерешимостью, который из них избрать для своего дальнейшаго шествия, невольным образом посвятит значительное время для удовлетворения своего любопытства и внимения. От весьма неправильнаго сквера, на который случайно забрел путешественник, тянутся улицы и переулки по всем возможным направлениям, до тех пор, пока не скроются в вредных испарениях, которыя нависли над вершинами домов, и от которых мрачная и грязная перспектива делается еще неопределеннее и сжатее. На каждом углу вы увидите толпы празднаго народа, которыя собрались сюда как будто затем, чтоб подышать чистым воздухом, непроникающим в мутныя улицы и аллеи. Наружность этих людей и их жилищ внушают невольное удивление во всех, кому придется взглянуть на них; быть может, на одного только коренного жителя Лондона не произведут они никакого впечатления.
Вон там, на том углу, собралась небольшая толпа вокруг двух женщин, которыя, опорожнив в течение утра три различные сосуда джину и горькой, поссорились из за какого-то домашняго распоряжения и наконец готовы даже покончить свою ссору кулаками, к величайшему удовольствию и участию других женщин, которыя жили в том же доме и которыя весьма охотно являлись партизанками той или другой стороны.
-- Почему ты, Сара, не вцепишься в нее? восклицает полуодетая баба. -- Чего ты думаешь? Да еслиб только она сделала со мной подобную штуку, я не стала бы долго думать: и в ту же минуту выцарапала бы ей глаза. |