Обитатели улицы Монмаут весьма много отличаются от прочих классов лондонскаго народонаселения. Это -- мирное и отшельническое племя, которое заключает себя по большей части в глубоких подвалах или в темных задних комнатках, и которое очень редко показывается на Божий свет,-- разве только под сумерки прохладнаго летняго вечера. Тогда они выходят на улицу, выносят с собой стулья, располагаются на тротуаре, курят трубки, любуются детскими играми. Выражение их лиц носит задумчивый, угрюмый отпечаток -- верный признак приверженности к торговым предприятиям. Жилища их отличаются той небрежностью к украшению и комфорту, которое так обыкновенно между людьми, постоянно преданными глубоким размышлениям и кабинетным занятиям.

   Мы не без основания намекнули на древность вашего любимаго места. "Позументный кафтан с улицы Монмаут" -- служило поговоркой лет сто тому назад; но мы находим, что улица Монмаут и в настоящее время все та же самая. Правда, хотя великолепные, с длинными полами, позументные кафтаны уступили свое место лоцманским пальто с деревянными пуговицами; хота шитые узорами камзолы с огромными фалдами и заменились двух бортными жилетами с откидными воротниками; хотя треугольная форма шляп переменилась на круглую, но ведь эта перемени касается одного только времени. На улицу Монмаут она не сделала никакого влияния; улица Монмаут осталась та же самая. При всех возможных переворотах и изменениях, улица Монмаут постоянно оставалась кладбищем переходчивой моды, и этим кладбищем, судя по всем признакам, она останется до тех пор, пока мода не будет более нуждаться в подобном месте.

   Гулять по этому обширному и в своем роде замечательному кладбищу и предаваться размышлениям, которыя невольно рождаются в душе во время прогулки, принадлежит к числу наших любимых удовольствий. Здесь мы, время от времени, примеряем или фрак, уснувший для моды сном непробудным, или бренныя останки пестраго жилета, украшавшаго кого нибудь из подобных нам созданий, и стараемся, по виду и фасону одежды, представить себе бывшаго владетеля. Мы углубляемся в подобныя размышления до такой степени, что казалось, как будто целые ряды разнокалиберных фраков опрометью спрыгивали с своих гвоздиков и застегивались вокруг стана воображаемых нами лиц; разноцветные панталоны, в таком же количестве, бросались на встречу своим собратам; жилеты рвались от нетерпения присоединиться к своим неизменным товарищам; и наконец пол-акра башмаков быстро находили себе ноги и выступали на безмолвную улицу с таким стуком и шумом, что мы невольно пробуждались от наших сладких мечтаний и с видом замешательства уходили домой, представляя из себя предмет изумления для добрых обитателей улицы Монмаут и предмет сильнаго подозрения для полицейских надзирателей, на противоположном углу улицы.

   Однажды, занимаясь этим приятным развлечением, мы старались подобрать пару полу-сапожек для составленнаго в вашем воображении идеала, но, как будто нарочно, ни одна из пар не приходилась по мерке. Мы уже хотели оставить свое намерение, как вдруг взоры ваши остановились на нескольких парах платья, выставленных напоказ из окна. Эта неожиданность поразила нас. Хотя платья были сделаны для различных периодов человеческаго возраста, но видно было, что все они принадлежали одной и той же особе, что они носились этой особой, и теперь, по одному из тех странных стечений обстоятельств, которыя случаются довольно редко, явились для продажи в одну и ту же лавку. Идея показалась нам весьма прихотливою, и мы еще раз взглянули на платья, с твердою решимостью не отрываться от них скоро. Чем более мы смотрели на них, тем сильнее убеждались в безошибочности перваго впечатления. На этих тленных нарядах была написана целая человеческая жизнь, и написана так ясно, как будто перед нами лежал пергамент с автобиографией какого нибудь человека.