Вот этот человек пришелся нам, как говорится, по душе. Мы знаем о нем всю подноготную. Мы пол-тысячи раз видели, как он в своей зеленой тележке, на небольшой крутенькой лошадке, приезжал на Ковент-Гарденский рынок. В то время, как мы с удовольствием продолжали любоваться его сапогами, перед нами внезапно явился образ кокетливой служанки в датских атласных башмаках, стоявших подле сапогов садовника. Мы сразу узнали эту баловницу, потому что видели ее в прошедший вторник, возвращаясь из Ричмонда. Это та самая девушка, которую садовник встретил по ту сторону Гаммерсмитскаго подемнаго моста и сделал ей предложение вместе доехать до города.

   Между тем является бойкая женщина, в прекрасной модной шляпке, вступает в сp3;рыя прюнелевыя ботинки, обшитыя сверху черной шолковой тесьмой, а снизу -- лакированной кожей. Она тщательно выставляет носочки своих ботинок, по другую сторону сапогов садовника, и, по видимому, всеми силами старается обратить на себя внимание. Но мы не замечаем, чтобы подобныя прелести поражали нашего приятеля-садовника: он, понимая вполне прямую цель их и намерение, бросает на них только одни косвенные, но выразительные взгляды, и затем как будто вовсе не замечает их. Впрочем, его равнодушие щедро вознаграждается чрезвычайною любезностью престарелаго джентльмена, в руках котораго находится трость с огромным серебряным набалдашником, который примеряет самые просторные башмаки, поставленные в отдаленном углу садика, и вместе с тем делает самые разнообразные жесты, выражающие его восторг при виде лэди в прюнелевых ботинках. Все это совершается к безпредельному удовольствию молодого человека, которому надели мы пару лакированных сапогов, и у котораго от смеха едва не лопается фрак, бросившийся на него с ближайшей вешалки.

   Мы уже несколько времени и с величайшим удовольствием любовались этой пантомимой, как вдруг, к нашему безпредельному изумлению, заметили, что все действующия лица, включая в то число весь corps de ballets сапогов и башмаков, которыми обули мы такое множество ног, каким могло располагать наше воображение, приготовились к танцам. Раздалась музыка и балет начался. Мы с особенным восторгом любовались ловкостью и гибкостью садовника. Его сапоги грациозно выступали то в одну сторону, то в другую, то балансировали, то шаркали, то пристукивали перед датскими атласными башмачками, то приступали к ним, то отступали, то делали круг и потом снова повторяли прежния движения, не обнаруживая при этом случае ни малейшей усталости.

   В свою очередь и атласные башмачки не уступали в ловкости сапогам садовника. Они также припрыгивали, пристукивали и шаркали во всех возможных направлениях. Правда, хотя они не так верно соблюдали такт музыки, как прюнелевыя ботинки, но мы ясно видели, что все их движения совершались от души, и потому, по всей справедливости, должны были отдать им предпочтение. Самым интересным предметом из всего собрания был старый джентльмен в просторных башмаках, потому что, кроме смешных его усилий казаться юным и влюбленным, что уже само по себе было довольно забавно, молодой человек, котораго мы обули в лакированные сапоги, располагал своими движениями так ловко, что с каждым приближением стараго джентльмена к лэди в прюнелевых ботинках он наступал всею своей тяжестью на кончики пальцев старика, заставлял его кричать от страшной боли и, разумеется, производил во всем собрании чистосердечный и продолжительный смех.