До сих пор его почти не заботила необыч­ность ситуации, поскольку та особа, что вы­звала его во Дворец, должна была обладать определенным весом и, осведомленная хитро­умным Сю, знать о том, кем он был на самом деле. Эта особа пожелала сохранить в тайне цель его визита и несет полную ответствен­ность за то, что судья проник во Дворец об­манным путем. Но, очевидно, эта покрови­тельствующая особа не рассчитывала на то, что в дело вмешается Главный Евнух. И вот теперь, во время предстоящей аудиенции, су­дья вынужден либо солгать одному из самых высокопоставленных чиновников Двора, что полностью шло вразрез с представлениями судьи о долге перед государством, либо ска­зать правду, последствия чего он даже от­даленно не мог себе представить. Откровен­ность могла навредить правому делу, но она же могла разоблачить и коварный замысел. Судья взял себя в руки. Если продажный придворный или развратный чиновник соби­рается использовать его в гнусных целях, это значит, что он, судья, в чем-то изменил идеа­лам чести и правосудия, следовать которым он считал своим долгом. То есть он всецело заслужил позорную смерть, которая ждет его в том случае, если обман раскроется и его подлинное имя будет установлено. Эти раз­мышления прибавили судье уверенности в себе. И в тот момент, когда тучный евнух постучал в дверь, судья нащупал одну из ви­зитных карточек, написанных им в «Зимо­родке».

Прямо на пороге он преклонил колени и почтительно поднял визитную карточку над опущенной в поклоне головой. Кто-то взял карточку из его руки, и он услышал отры­вистый разговор шепотом. Затем тонкий раз­драженный голос произнес:

— Да, да, я знаю обо всем этом!.. По­звольте мне взглянуть на ваше лицо, доктор Лян!

Подняв голову, судья с удивлением обна­ружил, что вместо великолепного присутст­вия, которое он ожидал увидеть, он оказал­ся скорее в изысканной библиотеке мудре­ца с утонченным вкусом. По стенам справа и слева высились книжные шкафы, застав­ленные книгами в парчовых переплетах и ру­лонами свитков, а просторное окно в глубине комнаты выходило в прелестный сад, где сре­ди камней причудливой формы цвело множе­ство цветов. На широком подоконнике в раз­ноцветных вазонах редкого фарфора росли орхидеи. Тонкий аромат заполнял комна­ту. За письменным столом розового дерева в огромном резном кресле сидел, сгорбившись, старик. Он был облачен в просторный бала­хон из жесткой парчи, складки ткани, топор­щась, ниспадали с покатых плеч. Желтое, болезненное лицо с редкими седыми усами и бородкой казалось крошечным и острень­ким под высоким, филигранной работы го­ловным убором, богато инкрустированным драгоценными камнями. За спиной сидевше­го в кресле стоял высокий широкоплечий че­ловек, одетый во все черное. С бесстрастным лицом он пропускал сквозь пальцы огром­ных волосатых рук красную шелковую пет­лю. Некоторое время старик из-под тяжелых век смотрел на судью пустыми глазами. За­тем произнес:

— Встаньте и приблизьтесь!

Судья поспешно встал и сделал три шага вперед. Он низко поклонился и, сложив ру­ки в длинных рукавах, замер в ожидании той минуты, когда Главный Евнух обратит­ся к нему. Тяжелое дыхание за спиной у судьи подсказало ему, что тучный евнух сто­ит тут же, рядом.

— Почему фрейлина Гортензия вызвала вас? — спросил старик дребезжащим голо­сом. — У нас при Дворе есть четыре пре­красных врача.

— Ничтожный, — почтительно отвечая судья Ди, — не смеет даже сравнивать себя с великими целителями, практикующими во Дворце. Случилось, однако, так, что исклю­чительно в силу счастливого стечения обстоя­тельств мне удалось справиться с подобны­ми же симптомами болезни, от которой стра­дает достопочтенный Го. По своей великой доброте достопочтенный Го, должно быть, слишком высоко оценил скромные способ­ности ничтожного врачевателя, представшего перед вами.