– Так дело не пойдет, – сказал ему сосед. – А ну‑ка, дайте мне. – Он тщательно затянул широкие мягкие ремни, наклонился, чтобы рассмотреть пряжку. – Шуток нет меж нами, – строго шепнул он, и Платон Григорьевич почувствовал, что предстоящий перелет будет не совсем обычным.

– Внимание! – донесся голос командира корабля. – Приготовились! Рельсы свободны?

Сосед Платона Григорьевича взглянул в проход и за всех громко ответил:

– Свободны.

И тут Платон Григорьевич заметил узкие трубчатые рельсы вдоль всего прохода, по которым от.хвоста самолета медленно катилась тяжелая тележка. Она разгонялась все быстрее и быстрее, вихрем пронеслась к носу корабля, с шумом остановилась.

– Подъем! – сказал командир корабля, и его голос прозвучал торжественно и властно.

– Пошел… – тихо сказал сосед Платона Григорьевича.

– Воздух… – подтвердил рослый пилот, сидевший сзади. – Хорошо…

Платон Григорьевич ждал пробежки, характерного покачивания в момент отрыва от земли, но ничего этого не было. Была тишина, негромкое урчание электромотора, установленного на тележке, но ни малейшей вибрации, ни звука моторов, ничего. Платон Григорьевич оглядел лица пилотов и подумал, что летная специальность накладывает какой‑то неизгладимый отпечаток, будто волшебная кисть коснулась глаз, рук, смягчила движения. «Профессия и связанные с нею внешние признаки – чем не тема для психолога, – подумал он. – Но тут что‑то другое, что‑то другое».

– Закрыть окна, – последовала команда. Сосед Платона Григорьевича показал ему на небольшой рычажок возле его кресла.

– Возьмите его на себя, – сказал летчик. – Вот так.

Платон Григорьевич повернул рычаг и увидел, что между стеклами окна поползла черная шторка.

– Вы не скажете, зачем это? – осведомился Платон Григорьевич.

– Сейчас увидите, – ответил пилот, не отрывая глаз от окна.

И вдруг все вокруг залил яркий синий свет.

– Вот оно, солнце! – воскликнул сосед Платона Григорьевича. – Смотрите!

Платон Григорьевич поднял голову и увидел гдето сбоку и внизу ослепительный синий диск солнца.

Платон Григорьевич отвернул рукав и взглянул на часы: было начало третьего.

– Откуда же солнце? – спросил он. – Светает ведь сейчас уже поздно, только в седьмом часу…

– На вершине гор – день, а в ущелье солнце может и не заглянуть.

– Понимаю, понимаю. Дело в высоте? Но на какую же высоту мы поднялись?

– Вон, над дверью высотомер, – сказал пилот. Над дверью, ведущей в командирский отсек, светилось окошко какого‑то прибора, поток цифр бежал мимо черной стрелки указателя. Мелькнула большая шестерка, за ней цифры поменьше.

– Неужели шестьдесят километров? – спросил Платон Григорьевич.

– Самая распространенная ошибка, – вмешался в разговор рослый пилот, сидевший сзади, – самая распространенная ошибка среди школьников – ошибка на нуль. Даже сам Ньютон, говорят, однажды на нуль ошибся.

– А между тем, – сказал сосед Платона Григорьевича, – котенок, увеличенный в десять раз, больше тигра.

– Уссурийского, – добавил рослый пилот.

– На нуль? Ну, не шестьсот же километров? – возразил Платон Григорьевич. Ему никто не ответил.

– Начинаю маневр, – раздался голос в динамике. – Проверить ремни.

– Держитесь, товарищ военврач, – сказал сосед, и Платон Григорьевич, копируя его движения, вытянул вперед ноги, уперся в пол, ступни ног нащупали каучуковый валик.