– Держитесь, товарищ военврач, – сказал сосед, и Платон Григорьевич, копируя его движения, вытянул вперед ноги, уперся в пол, ступни ног нащупали каучуковый валик.

За окном узким длинным конусом вспыхнула огненная струя. Диск солнца метнулся куда‑то вверх и пропал из виду, и вслед за тем Платон Григорьевич ощутил какую‑то необыкновенную легкость во всем теле.

– Это невесомость? – спросил он.

– Нет, не полная, – ответил сосед и, повернувшись к рослому пилоту, спросил: – Тормозное ускорение по последней инструкции не помнишь ли какое?

– Три четверти «же», – ответил рослый пилот. – Все страхуют нашего брата.

Прошло минут двадцать, в динамике раздался шорох, и голос командира корабля сказал с какой‑то ленцой:

– Окна открыть.

Первое, что увидел Платон Григорьевич, было синее небо вверху и мутная, в пелене облаков, еще покрытая утренними сумерками земля. Земля была над головой, хотя Платон Григорьевич ясно, всем своим существом ощущал, что сила веса прижимает его к сиденью.

Вновь ринулись мимо окон вспышки пламени из реактивных сопел, и все закружилось вокруг. С грохотом пронеслась мимо Платона Григорьевича тележка, скрылась где‑то в хвосте самолета.

– Какой нахал! – крикнул рослый пилот. – Вы поняли?

– Это ему так не пройдет! – раздались голоса. – Мы это дело ему припомним! Он что, с ума сошел?

Платон Григорьевич выглянул из окна и опешил. Сзади к самолету приближался лес. Именно сзади. Он не сразу понял, что самолет летит хвостом вперед.

– Как это он сделал? – спросил Платон Григорьевич.

– Он нахал! – ответил сосед. – Он еще смеет утверждать, что у него античное лицо. Такой экипаж посадить задом наперед!

А лес все ближе и ближе, теперь можно было различить отдельные деревья, сосны и ели, белые пятна первой изморози на земле. Потом Платону Григорьевичу показалось, что самолет проваливается в какую‑то темную зияющую яму, и наступила тишина. Ряды электрических ламп вспыхнули за окном, осветив сводчатые стены громадного ангара.

– Как самочувствие, товарищи? – спросил командир корабля, чуть приоткрыв дверь.

– Иди, иди сюда, мы с тобой поговорим, – закричал рослый пилот. – Ты что безобразиями занимаешься?

– Давайте, товарищи, очищайте помещение. – Командир корабля быстро прошел по проходу, открыл дверь. Сырой и прохладный воздух, клубясь, проник внутрь. Платон Григорьевич отвязал ремни и прошел в хвост самолета, где на специальных стеллажах лежал багаж. Сильные пружины прижимали его чемоданчик к алюминиевой полке. Один за другим покидали самолет пилоты. Последним вышел Платон Григорьевич.

– Ушаков, – представился, пожимая Платону Григорьевичу руку, полковник авиации, высокий широкоплечий человек. – Мне сообщили о вашем вылете, Платон Григорьевич. Сейчас позавтракаем, и я покажу вам ваше помещение. К работе можно будет приступить завтра с утра, не возражаете?

Ярко освещенным тоннелем они прошли к высокой двери. За ней была открытая площадка над синим‑синим озером. Только сейчас Платон Григорьевич понял, что ангар спрятан в глубине скалы. По узкой дорожке, посыпанной щебенкой, они подошли к высокому пятиэтажному зданию. В светлом зале было по‑утреннему тихо, но на столиках между колоннами стояли чашки, нарезанный хлеб.

– Первая смена уже в полете, – сказал Ушаков. – Раздевайтесь, Платон Григорьевич. Так как насчет кофейку, не возражаете?

Платон Григорьевич повесил пальто на вешалку, рядом – летные куртки, меховые шапки‑ушанки, форменные фуражки. Сквозь приоткрытую дверь доносился запах жаркого.