Врач щелкнул кнопочкой, внутри ящика что‑то зашумело, потом раздался голос Платона Григорьевича.

– …С вами говорить опасно…

– Вы его все‑таки совсем выключите, – махнул рукой Платон Григорьевич. – Неприятно все‑таки. Вас как величают, товарищ старший лейтенант?

– Цезарем Николаевичем.

– Вот и прекрасно, Цезарь Николаевич, теперь давайте сядем и подробно просмотрим вашу картотеку.

– А ведь вы меня когда‑то учили, Платон Григорьевич, не узнали?..

– Да, да, то‑то мне лицо ваше показалось знакомым.

– В Куйбышевской военно‑медицинской академии в пятьдесят четвертом году.

– Шаповалов ваша фамилия? Теперь припоминаю… А вы повзрослели, возмужали. Ну за дело, мой друг. Давайте сюда вашу бухгалтерию.

– Да вы посмотрите на объем груди! – восклицал Шаповалов время от времени. – Такие легкие никогда не болеют, ведь так, Платон Григорьевич? Ну, а это совсем богатырь!

– Позвольте, Цезарь Николаевич, я вижу тут отметку: «Пилот первой категории», и далее: «Паралич кисти левой руки после ранения».

– Совершенно верно, Платон Григорьевич, здесь есть несколько человек, на которых специальным приказом не были распространены обычные ограничения. По их собственной просьбе, разумеется. И некоторые работники по радиолокации и техническому досмотру. Но это все такие, понимаете ли, чудаки; придут сюда и такого наговорят!..

– Они наговорят, а вы на магнитофон запишете и наслаждаетесь? Не так ли, Цезарь Николаевич?

– Бывает, Платон Григорьевич, – смущенно сказал Шаповалов. – Но ведь чудаки какие! Вот вы сами с ними познакомитесь и будете жалеть, что не смогли зафиксировать их рассказы. Тут есть один начальник локационного отдела, да вы его карточку как раз держите. Ладожский. У него позывные Гусар. Так он просто начинен такими историями, такими историями…

– Да, – перебил его Платон Григорьевич, – вижу эти истории… Что? Последствие ранения… Так, так… Да у него и давление повышено!

– Оно у него всегда такое, всю жизнь, я тут справлялся и смотрел карточки за двадцать пять лет его службы в армии. Феномен, но какой человек! Он, конечно, избегает «иммодикус лабор» – так сказать, чрезмерного физического напряжения.

– Но в полеты выходит регулярно… Я вижу отметки… Черт знает что у вас тут творится!

– Но ведь специальное распоряжение…

– Кончено, никаких специальных распоряжений! Меня прислали сюда навести порядок в медико‑санитарной службе, оторвали от важных дел, важных работ. А вы развели тут инвалидную команду! Специальное распоряжение, скажете? А почему не протестовали, почему не подавали докладные? Вы кто, я вас спрашиваю? Вы, как изволили выразиться, «медикус» или любитель анекдотов?

Платон Григорьевич мысленно контролировал всю свою «горячую речь» и остался вполне доволен собой: вот она, истинная причина его приезда сюда, – инспекция, проверка, а там будет видно…

– Мы сегодня же начнем осмотр всего наличного состава. Всего…

– Вам придется иметь дело с Диспетчером, – предостерегающе сказал Цезарь Николаевич. – А это, доложу вам, фрукт…

– А ну‑ка достаньте его карточку. Ах, вот она… Мельников Михаил Антонович… Хронаксиметрию сами проводили? Это хорошо… А вот как с рефлексами у вашего Диспетчера? Что?! Обостренная реакция?

– Но он редко выходит в полет, очень редко, ведь он не пилот.

– Ну что ж, начнем знакомство с этого вашего Гусара.