— Добрый вечер, Пернел! Как пожива¬ешь? Давно мы не видались.

— У меня все в порядке. Есть просьба к Майку: мне нужно несколько свободных дней.

— Ну, ненадолго-то я бы тебя подменила. Честно говоря, это и в моих интересах: хоть побуду рядом с ним. Ты ведь знаешь, он страшно подавлен, — может, я поддержу его. Не клади трубку — позову. Он сейчас навер¬ху—с Томом возится, спать укладывает.

Не успела Пернел сказать, что перезвонит попозже, как Зена пошла за Майком — и тут же раздался его голос:

— Зена сказала мне о твоей просьбе.

Пернел коротко изложила, в чем дело.

— В этом году у тебя еще не было отпус¬ка. До конца недели — времени хватит?

— Вполне. Спасибо, Майк.

Что ж, чем раньше она приедет в Йовил, тем вернее выручит маму. Завтра же и по¬едет — пораньше, часам к девяти. Стелла, услышав ответ дочери, вздохнула с облегче¬нием. Хорошо, маме она поможет. А вот как помочь самой себе? Запретить себе бесплод¬ное отчаяние, ненужные мысли о Хантере?

Еще одна беспокойная, полубессонная ночь — и Пернел, проснувшись очень рано, окончательно убедилась: куда бы она ни уехала, Хантер отправится с ней. Она запер¬ла коттедж и, подавая машину назад по до¬рожке, вдруг подумала: прелесть ее дома, ко¬торому она уже привыкла радоваться, как-то померкла теперь, когда она полна мыслями о любви, а не об устройстве на новом месте. Что ее теперь ожидает здесь: любовь к Хантеру — и ненависть к нему, полное смятение чувств, а по уик-эндам, в свободное время, вместо отдыха — невыносимое, тягостное торчание у окна: не слышно ли звука мото¬ра?

К матери она приехала около девяти, и все вместе — мать, Брюс и особенно Ар¬тур — устроили вокруг нее веселую возню.

— Видишь, он тебя помнит. — Брюс ука¬зал на пса: Артур, бешено вертя хвостом, по¬ложил лапы на ноги Пернел и залился отча¬янным лаем.

— Его очень просто успокоить, — заявила Стелла. — Стоит сказать: «Вот сейчас от¬правлю тебя в школу, где собак учат уму-разуму!» — как он сразу прячется. А я для вас завтрак приготовила!

Пернел быстро справилась с едой, не же¬лая, чтобы мать суетилась перед отъездом. Она проводила их и сразу же порадовала Ар¬тура длительной прогулкой; после обеда — еще раз. Вечером предстояло навестить мис¬сис Дикин в больнице. За всеми этими дела¬ми ей стало как-то легче, но невеселые думы о Хантере, о своей неудачной любви под¬спудно мучили, не отпуская ни на миг.

В дом матери она вернулась, совсем при¬уныв: почему-то теперь лезли в голову все эти дамы — уик-эндовские визитерши, про¬водившие с ним по нескольку часов... Укла¬дываясь спать, Пернел окончательно поняла: она долго не выдержит этого ножа, который вонзается ей в сердце, — этой ревности, без¬надежности... отчаяния! Сон был беспокой¬ным, и в три часа она проснулась, четко представляя, что ей надлежит сделать. Хантер не проживет долго в Миртл-коттедж, продаст его — так рассудила мама. Но время идет, и что-то не похоже, чтобы Хантер собирался продавать коттедж. Значит, она сама уедет из этого благословенного местечка.

Первой мыслью, когда она проснулась в четверг, было: нет, она не в состоянии жить, не видя Хантера хотя бы иногда. Видеть его... и его подруг — как их стройные ножки показываются из машины... Хватит с нее! Она так глубоко, так бесповоротно его лю¬бит, а он... Она ревнует, да, но у нее есть своя женская гордость: дожидаться пассивно, пока не произойдет что-нибудь непоправи-мое, пока он не уверится вполне в ее любви, и тогда.