Гитарист и девочка остановились перед столом супругов и поклонились им.

LXIII.

Раздались тихие звуки гитары. Старик, пощипывая струны, играл старинную качучу. Девочка перестала жевать, сбросила с плеч платок прямо на песок, полезла в карман юбки, достала оттуда кастаньеты и, постукивая ими в такт гитары, принялась плясать. Прыгала она, надо сказать, не особенно грациозно. Движения ея были резки. Главным образом не выходило у ней горделивое закидывание назад головы, в чем мешал ей через чур худенький стан и полное отсутствие развития груди, но зрителям, вышедшим из ресторана на двор, ея танцы правились. Не прошло и двух-трех минут, как они один за другим начали бить в ладоши в такт гитары и кастаньет. Правились ея танцы и супругам Ивановым, и Глафира Семеновна даже шепнула мужу:

- Вот тебе... На ловца и зверь бежит. Искал испанских танцев, гитары и кастаньет, а они тут как тут. Сами явились.

- Да... но это все не то...- отвечал супруг.

- Отчего не то?

- Да так... Все-таки это не настоящее... Вот кабы эта девочка была годков на десять постарше...

- Ах, ты, дрянь эдакая!- вспыхнула Глафира Семеновна.- Да что-ж ты танцовщицу-то себе в любовницы прочишь, что-ли!

И она даже гневно ударила рукой по столу.

- Тише, тише, пожалуйста. На нас уж и так со всех сторон смотрят и смеются,- остановил ее Николай Иванович.- А уж понятное дело, что эти танцы далеко не то, что взрослой женщины. Огонь не тот.

- Да зачем тебе огонь? Танцует девочка все что нужно проделывает - с тебя и довольно. Огонь... Огня захотел. Я знаю, зачем тебе огонь! Вон какие ты глаза делаешь.

- Пожалуйста уймись, Глашенька... Ну, я так сказал... Ну, я пошутил насчет огня. Ошибся.

- Ага! Теперь: ошибся! Но я знаю тебя, волокиту! Конечно, я мешаю тебе своим присутствием, но если-бы ты был без меня...

- Да полно, Глафира Семеновна... К чему эта ревность?

Супруга умолкла и следила за танцем. Девочка уж стояла на одном колене и поводила худеньким станом, щелкая кастаньетами над своей головой. Когда она опять поднялась на ноги, перед ней запрыгал и старик, продолжая бряцать на гитаре. Он подавался корпусом то в одну сторону, то в другую, кружился, выпяливал перед девочкой свой живот, что выходило очень комично. Среди публики послышались одобрения. Раздались сдержанныя "viva" и "bravo". Но вот старик перестал плясать и играть, взмахнув в воздухе гитарой. Девочка продолжала плясать без гитары, постукивая только кастаньетами, сделала один круг по двору, подбежала к супругам Ивановым, встала перед Николаем Ивановичем на одно колено и приподняла перед ним подол своей юбки, кивая ему и прося, чтобы ей что-нибудь положили в юбку за ея танцы.

- Вот тебе... Разсчитывайся...- сказала Глафира Семеновна мужу.

- Да надо дать. Только сколько?- спросил он.

- Да дай пезету.

- Мало, я думаю...

- Да ведь это-же уличные плясуны, нищие...

- Ну, все-таки, хоть две пезеты...

И Николай Иванович кинул в подол юбки девочки две серебряныя монеты.

Очевидно, щедрость эта была так велика, что девочка даже вся вспыхнула от радости и глазки ея заиграли. Она бросилась к старику и показала ему две пезеты. Старик, отиравший в это время со лба пот серым бумажным платком, тоже радостно улыбнулся во всю ширину своего рта, низко поклонился супругам и сказал:

- Грасзиас, кабалеро.