Супруги обошли одну половину пруда и увидали ключ. Из кучи громадных камней выбивалась струйка воды и стекала в каменный бассейн, обложенный туфом. Около ключа стояли два столика с пятком железных стульев. Супруги присели. Перед ними как из земли выросла грязная старуха-торговка с корзинкой, в которой помещались стаканы и бутылочки с ягодным сиропом. Низко кланяясь, она поставила перед супругами два стакана.

- Выпьем, что-ли? Попробуем их воду,- предложил жене Николай Иванович.

- Только без сиропа,- откликнулась супруга.- Выполоскай стаканы прежде, и я сама их оботру. У меня есть чистый носовой платок.

- Ну, уж пусть эта старая сеньора выполоскает их,- сказал супруг, постучал по стакану ногтем пальца и сказал: - Сеньора, полоскайос эсто стаканос.

- По-каковски это?- улыбнулась Глафира Семеновна.- На каком языке?

- Да по-русски, но как будто-бы и по-испански. Поймет баба.

И точно, старуха поняла. Она взяла стаканы, выполоскала их, наполнила водой и снова принесла на стол. Глафира Семеновна вылила из стаканов воду и вытерла их платком.

- Анкор. Тодавиа...- снова постучал Николай Иванович по стаканам,

Старуха снова наполнила стаканы водой. Вода оказалась превкусной и холодной, так что стаканы совершенно запотели. Супруги напились воды, дали старухе мелкую монету и продолжали обход пруда.

Вдруг Глафира Семеновна вскричала:

- Смотри-ка! Наша береза! Наша русская береза. И в какой чести!

Действительно, на лужайке, окруженная низенькой решеткой из проволоки, росла небольшая березка со стволом в кулак. Листья ея уж значительно пожелтели и местами обсыпались; Около березы был воткнут в землю большой ярлык, на дощечке котораго было написано по-латыни: "Betula alba".

Николай Иванович снял шляпу и поклонился, сказав:

- Здравствуй, матушка, наша родная береза! Поклон тебе, родимая! Ну, что-ж, парк, кажется, основательно осмотрели, так с нас и будет. Поедем куда-нибудь в другое место.

- До обеда еще осталось время. Поедем посмотреть какую-нибудь церковь,- предложила Глафира Семеновна.- В Мадриде должны быть богатыя церкви. Испанцы славятся своим благочестием и набожностью. Это я знаю из романов. Ведь я много прочла романов из испанской жизни. Здесь и крестных ходов бывает много. Испанцы любят священныя процессии.

- Да, да... И в особенности испанки,- подхватил супруг.- Я даже стихи помню.

"Издавна твердят испанки:

В кастаньеты ловко брякать,

Под ножом вести интрижку

И на исповеди плакать -

Три блаженства только в жизни"...

продекламировал он.

Они подходили к своему экипажу. Кучер кормил своего мула овсом из торбы, покуривал папиросу и беседовал с двумя какими-то оборванцами в широчайших сомбреро. Оборванцы тоже курили. Один из них был с газетой и, ораторствуя, ударял по ней рукой. Разговор, очевидно, имел предметом политику.

Супруги сели в экипаж. Извозчик снимал торбу с морды мула.

- Как церковь по-испански? Не знаешь?- спросила мужа Глафира Семеновна.

- А вот сейчас... У меня отчеркнуто.

Николай Иванович вытащил из кармана словарь в красном переплете.

- Отчего ты раньше не выпишешь на бумажку нужныя слова? А то выходит так, что как на охоту ехать - то и собак кормить,- сказала супруга.

- У меня отчеркнуто.

Он перелистывал словарь.

Извозчик между тем влез уже на козлы и, обернувшись к седокам, бормотал что-то по-испански, очевидно, спрашивая, куда ему ехать.

- Эглиз... В церковь... В какую-нибудь церковь... Эглиз...- проговорила извозчику Глафира Семеновна.

- А! Иглессиа... Сси, сеньора...- кивнул тот и стегнул мула.

- Иглессиа, Иглессиа - вот как церковь... Да, да...- подхватил супруг.

- Спасибо. Теперь уж после ужина горчица. Не понимаю, какая польза от твоего словаря.