- Если вы возьмете у нас полный пансион, то, разумеется, вам обойдется дешевле,- проговорил он по-французски.

Глафира Семеновна перевела мужу.

- Какой тут пансион!- воскликнул тот.- Надо прежде испытать завтра - чем и как здесь кормят, а потом уж уговариваться о пансионе. Нон, нон, пансион демен, завтра пансион,- дал он ответ хозяину.- А апрезан - доне ну дю тэ... тэ рюсс... русский чай и манже, манже побольше. Глаша! Ты лучше меня говоришь. Скажи ему, чтоб подали нам чаю, молока, кипятку к чаю и поесть чего нибудь.

Начала ломать французский язык Глафира Семеновна. Хозяин понял и обяснил, что еды теперь он никакой не может дать, кроме хлеба, масла и яиц, так как кухня уже заперта. Она перевела мужу.

- Ну, чорт его дери, пусть даст к чаю хоть хлеба с маслом и яйца.

Хозяин ушел. В комнату начали вносить картонки, саквояжи, баульчики, подушки. Явилась в комнату молоденькая заспанная горничная в черном платье и белом чепце и стала приготовлять постели и умывальник. Глафира Семеновна раздевалась, снимала с себя корсаж и вала ночную кофточку. Николай Иванович сердился и говорил:

- И как это они здесь за-границей свою кухню везде берегут! Кухня и повар словно какая-то святыня. Еще нет одиннадцати часов, а уж и кухня закрыта, и ничего достать поесть горячаго, нельзя. Мы, русские, на этот счет куда от иностранцев вперед ушли! У нас в Петербурге, да и вообще в России, в какую хочешь захолустную гостинницу приезжай ночью до полуночи, то тебе уж всегда чего-нибудь горячаго поесть подадут, а холоднаго - ветчины, телятины, ростбифа, так и под утро дадут. Разбудят повара и дадут. А здесь, в хорошей гостиннице только в одиннадцатом часу и уж отказ: кухня заперта, его превосходительства господина повара на месте нет.

- Ну, что делать, в чужой монастырь с своим уставом не ходят,- откликнулась умывавшаяся супруга.- Такие уж здесь порядки.

- Да пойми ты: я есть хочу, есть, я путешественник и приехал под защиту гостинницы. Гостинница должна быть для меня домом, как это у нас в России и есть. Ведь это гостинница, а не ресторан. А я в ней и холодной еды себе вечером достать не могу,- доказывал Николай Иванович.

Девушка принесла в номер чай, сервированный на мельхиоре, две булочки, два листочка масла, но яиц не было.

- Пуркуа без еф? Яйца нужно! Еф!- воскликнул Николай Иванович.

Но горничная заговорила что-то на непонятном для супругов языке.

- Испанка, должно быть,- сказала Глафира Семеновна.- Эспаньоль?- спросила она девушку.

- Non, madame... Basque...- дала ответ горничная.

- Баска она.

- Что-же она про яйца говорит?

- Ничего понять не могла я. Да брось. У меня в корзинке два хлебца с ветчиной есть, которые ты купил в Бордо - вот и сешь их.

- Ах, Бордо, Бордо! Вот видишь, как Бордо нам помог, а ты не хотела в этот город заехать!- проговорил Николай Иванович.- Ну, баска, уходи, проваливай,- махнул он рукой остановившейся горничной и смотревшей на него недоумевающими глазами.- Да никак она и кипятку к чаю не подала?- взглянул он на поднос с чаем.

- Подать-то подала, но меньше чайной ложки, в маленьком молочничке,- отвечала жена и покачала головой:- Не могут они научиться, как русские чай пить любят, а еще имеют здесь в Биаррице так называемый русский сезон.

- Да, да,- подхватил Николай Иванович.- К англичанам приноравливаются, англичанам и чай приготовляют по-английски, и английские сандвичи делают, пуддинги английские в табльдотах подают, хотя эти пуддинги никто не ест за столом, кроме англичан, а для русских - ничего. А русских теперь за-границей не меньше, чем англичан, да и денег они тратят больше. Черти! закоснелые черти!- выбранился он и принялся есть хлебцы с ветчиной, купленные в Бордо, запивая их английским скипяченным и доведенным до цвета ваксы чаем.

Хлебцы с ветчиной опять навеяли ему воспоминание о Бордо и о других винных городах, мимо которых он проехал, и он снова принялся вздыхать, что не побывали в них.