- С таким-то кривым лицом? Благодарю покорно.

- Позволь... Кто нас здесь знает? Могут думать, что это наш природный вид - кривыя лица, что это так уж от рождения.

- Да я-то этого не желаю. На нас будут смотреть, как на чудищ.

- А пускай смотрят. Плевать мне на смотрящих.

- Ты мужчина, а я женщина.

- Кокетство. Не перед кем, матушка, кокетничать-то. Одевайся и поедем. От воздуха опухоль может еще больше опасть. Наконец, ты можешь быть под вуалью. А посмотреть нам в праздник испанок в церкви надо,- уговаривал жену Николай Иванович и в доказательство начал декламировать:

"Издавна твердят испанки:

В кастаньеты звонко брякать"...

- Знаю. Надоел со стихами...- перебила его супруга.

- Я к тому, что там причисляется к блаженству испанок "и на исповеди плакать". Вот мы и посмотрели-бы их в их блаженстве. А это надо в праздник... Ведь уж следующаго воскресенья мы не дождемся и уедем отсюда.

- Еще-бы дожидаться! Я думаю даже завтра бежать из этой Испании!- воскликнула Глафира Семеновна.- Ну, что здесь хорошаго? Обезьянничанье с Парижа - вот и все.

- Нужно все-таки, душечка, проехать куда-нибудь в провинцию и там посмотреть.

- Никуда я больше не поеду. Вон отсюда... Домой... Лучше-же в Париже пожить на обратном пути. Завтра куплю себе хороших испанских кружев - и довольно Испании.

Она оставила примачивание уксусом и стала пудриться. Супруг опять приступил уговаривать ее.

- Если уж твое такое решение, чтобы непременно завтра или послезавтра уезжать, то тем более нам нужно торопиться осматривать Мадрид. Ведь мы еще не были в знаменитой картинной галлерее. Сама-же ты мне разсказывала, что здесь, в Мадриде, древния из древнейших картин.

- Да, я читала в путеводителе, что по старинным картинам здешний картинный музей первый в мире. Мы его завтра и осмотрим. От пудры-то лучше как будто-бы,- прибавила она, смотрясь в зеркало.

- Вот видишь. Стало быть и можно ехать в собор,- подхватил муж.- Картины завтра, а собор сегодня. Вечером куда-нибудь в театр. Ну, одевайся, Глашенька. Под вуалью опухоль не будет заметна.

Он потрепал ее по плечу.

- А флотский капитан? Ведь мы должны его ждать,- сказала Глафира Семеновна.

Она уж начала сдаваться.

- Не приедет-же к нам флотский капитан спозаранка,- отвечал Николай Иванович.- Он светский человек все-таки, капитан. А явится, по всем вероятиям, после завтрака. Завтракать-же мы будем здесь в гостиннице.

- Однако, монах написал на карточке, что капитан приедет к нам утром,- заметила Глафира Семеновна.- Вот я из-за чего...

- Ну, тогда мы скажем в гостиннице, чтобы он подождал нас, если приедет раньше, чем мы вернемся. Тогда и позавтракаем вместе с ним.

Глафира Семеновна взяла вуалетку, накинула себе на лицо, посмотрела в зеркало и произнесла:

- Ну, пожалуй, поедем в собор. Сквозь вуаль-то опухоль не очень заметна.

- Так одевайся скорей!- встрепенулся Николай Иванович.

Через четверть часа супруги ехали в экипаже в собор Сан Езидро.

Мадрид сиял солнечным утром. Окна в домах везде были отворены настежь и из-за проветривавшихся и сушившихся детских перинок, одеял и принадлежностей костюма выглядывали бюсты мужчин и женщин. Воскресный день сказывался и в многолюдий около винных лавок с вывесками "Venta". За столиками, выставленными около этих лавок, не взирая на утро, бакенбардисты в фуражках без околышков и в широкополых сомбреро играли в карты и в домино, попивая вино. Выглядывавшия через балкон молодыя женския головы имели в косах по яркому цветку. На ступеньках подездов сидели ребятишки. На углах улиц также виднелись группы дымящих папиросами мужчин, но испанскаго костюма ни на ком видно не было. Пиджаки и пиджаки.

Вот и собор Сан Изидро - сероватый, облупившийся, не поражающий ни своей архитектурой ни роскошью отделки.