.. Ты очень хорошо знаешь, что о людях судят по первому впечатлению, а у меня губа Бог знает на что похожа: А уж твоя физиономия... Это не лицо, а...
- С моего лица ему не воду пить.
- Глупо и глупо. Пошло. Прошу оставить эти выходки.
- Так что-ж мне - идти в столовую, знакомиться с капитаном и приглашать его сюда?- спросил Николай Иванович.
Глафира Семеновна хотела что-то ответить, но раздался стук в дверь.
- Боже мой! Может быть, это он!- воскликнула она, быстро спрятала пудровку и сказала:- Антре.
Вошла усатая француженка-распорядительница и с улыбочкой проговорила по-французски:
- Молодой морской капитан желает вас видеть. Он говорит, что карточка его передана вам через швейцара.
- Просить или не просить?- спрашивал жену Николай Иванович.
- Да конечно-же просить!- отвечала супруга.- Только опусти поскорей немножко шторы. Опусти на половину. Уй, уй, ву атандон мосье ле капитен,- кивнула она француженке и сама бросилась помогать мужу опускать шторы.
Через две-три минуты в комнату вошел офицер в морской форме испанскаго флота, совершенно схожей с формой наших морских офицеров, за исключением погонов, вместо которых на плечах были маленькия кругленькия золотыя бляшки величиной с серебряный рубль. Это был еще почти молодой человек, брюнет, с короткими густыми волосами, засевшими щеткой, с смуглым лицом и испанскими узенькими бакенбардами, идущими от виска к углу челюсти. Придерживая около кортика свою треуголку, он поклонился и спросил по-русски:
- Имею честь глядеть на господин и госпожа Иванов?
- Точно так-с,- ответили в один голос супруги, при чем Глафира Семеновна прикрыла свою укушенную губу платком.
- Хуан-Педро-Франциско-Себастьянь де Мантека...- проговорил офицер и еще раз поклонился.
Глафира Семеновна, все еще придерживая платок около губы, протянула ему руку и, указывая на стул, сказала:
- Прошу покорно садиться.
Все сели. Капитан опять начал.
- Друг мой и учитель отец Хозе Алварес послает от он своя поклон. Мы були здесь и он хочел сделать рекомендацион до ваш экселепц, но...
- Знаю, знаю... Мы получили карточку падре Хозе и ждали вас,- перебил его Николай Иванович.
Капитан сделал еще поклон, сидя, и продолжал:
- Я лублю русски... Я учаю русски язык от падре Хозе, но я совсем не видаль русски люди. Я очень рада, что теперь виду русски люди.
- И нам очень приятно познакомиться с испанцем, говорящим по-русски,- был ответ.
- Я тоже рада иметь практик в разговор с настоящи русски люда. Я... я очарован от мадам экселенц и ви.
При слове "экселенц" Николай Иванович важно поднял голову и поправил галстук. Затем он открыл портсигар и протянул его капитану.
- Курить не прикажете-ли, капитан? Вот русския папиросы,- сказал он.
- А! Добре... Я рада... Я не курил... Я не видал русска табак... Я бул в Америке... Я бул в Япония... Я бул Китай... Бул в Англия... и не - не... не бул в Руссия... Хочит ни испаньольски сигарет? Добри сигарет.
Он взял папироску из портсигара Николая Ивановича и раскрыл свой портсигар с на пиросами, но не закуривал и спросил Глафиру Семеновну:
- Станет от мадам экселенц... пермисион?
Он заглянул к себе в шляпу, на дно ея, и сейчас-же перевел французское слово "пермисион" на русское, произнеся: "позволени".
- Пожалуйста, пожалуйста курите. Я давно уже обкурена моим мужем.
Тут Николай Иванович успел заметить, что в треуголке у капитана маленький листок бумаги с написанными на нем русскими словами, куда капитан и заглядывает в трудные моменты разговора.
Капитан закурил папиросу, затянулся и сказал:
- Добр табак. Вы, экселенц, из Петерсбург?
- Из Петербурга, из Петербурга...
- О, как я хотит видеть Петерсбург! О, как я хотит видеть Москва!
Капитан торжественно поднял правую руку кверху и спросил супругов:
- Петерсбург больше добр, как Мадрид?
- У нас громадная река Нева, а здесь этот самый Манзанарес. |