Что-то ветхое и к тому-же запущенное с колоннами, засиженными, голубями. Нехозяйственное отношение к храму видно даже на ступенях, ведущих на паперть. Каменныя ступени местами расшатались и трещины заполнены грязной землей, образовавшейся от ныли. Перед папертью и на паперти полчища нищих. Когда супруги выходили из экипажа, двое нищих подвезли к ним в тележке третьяго разслабленнаго, голыя руки и ноги котораго были выставлены из тележки и висели, как плети.
Вот и внутренность собора. Она также поражает своим серым цветом, хотя алтари и позлащены. Шла месса. В главном алтаре служили соборне. Первенствовал архиепископ, окруженный множеством духовенства и мальчиков-причетников в белых, красных, голубых и фиолетовых стихарях. В пении чередовались два хора - бородатых монахов и мальчиков в стихарях. Величественно гудел орган, но молящихся совсем было мало, а мужчины почти совсем блистали своим отсутствием. Скамейки перед алтарем были более чем на половину пусты. Молодых женщин очень мало было видно. На скамейках помещались с черными молитвенниками пожилыя женщины в кружевных головных уборах и старухи, повязанныя темными шелковыми платками концами назад, как повязываются наши русския бабы. Помимо скамеек, видны были и так молящиеся, стоявшие отдельно по каменным плитам на коленях, но их можно было в одну минуту пересчитать. Два-три старика молились стоя около колонн, прислонясь к ним с закрытыми глазами и открытыми молитвенниками. Бродили по храму десять-двенадцать девочек и подростков попарно и в одиночку, выбирая места, где-бы им присесть.
- Боже мой, как пусто!- воскликнул Николай Иванович.- А ведь сегодня воскресенье. Что-бы это значило, что так пусто? Неужели так всегда? Смотри, ведь архиерейское богослужение происходит. Вон набольший-то в какой шапке служит,- указал он жене.- Орган... прекрасное пение... парадная служба - и так мало народа. Ведь испанцы славятся благочестием. Где-же их хваленая набожность?
- Да уж право не знаю,- отвечала Глафира Семеновна и, взглянув на мужа, спросила:- Опухоль на губе у меня не особенно заметна?
- Даже вовсе не заметна. Но послушай, милый друг, значит это все наврано про испанскую религиозность. Ты посмотри и исповедальныя будки пусты.
- Стало-быть наврано.
- Но стихи-то, стихи-то!
"Под ножем вести интрижку
И на исповеди плакать -
Три блаженства только в жизни".
- Брось. Надоел ты мне этими стихами,- проговорила супруга.
LXXVII.
Когда супруги входили в подезд своей гостинницы, швейцар подал им визитную карточку и сказал по-французски:
- Молодой морской офицер вас дожидается. Он поднялся в столовую.
- На карточке стояло: "Juan Manteca".
Глафиру Семеновну передернуло.
- Боже мой! Как же я с лицом-то?..- проговорила она.- Я не могу прямо в столовую идти; Я должна подняться к себе в комнату, поправиться, подпудриться.
- А мне отправляться в столовую и знакомиться с капитаном?- спросил супруг.
- Иди... Или нет... Лучше мы с ним вместе познакомимся...
- Не принять-ли нам его лучше у нас в комнате? Туда можем и завтрак спросить.
- Да пожалуй, что так будет лучше. Я опущу немножко шторы, и опухоль на губе не будет так заметна,- отвечала супруга.- Впрочем, завтракать у нас тесно, стол маленький. Сядем в подемную машину и поднимемся к себе, а там уж решим, как нам быть.
Вагонетка асансера подняла их в третий этаж. Вот они и в своей комнате.
- Надо-же случиться, что перед самым знакомством с новым человеком у меня на губе эдакая неприятность!- досадливо говорила Глафира Семеновна, снимая с себя шляпку и хватаясь за пудровку.
- Да что тебе, целоваться с ним, что-ли! Стоит-ли так убиваться!
Она обернулась к нему, вся вспыхнув и произнесла:
- Как это глупо! Целоваться. |