- Итальянска схола имеет много делени, мадам Иванов,- говорил он, заглядывая в каталог.- Схола от Венеция, схола от Флоренца, схола от Болонья, схола от Неаполи, схола от Парма и схола от Ром.

- Про какой такой ром вы ей разсказываете, капитан?- подвернулся к ним Николай Иванович.- Разве ром испанское вино? Ведь ром, кажется, ямайский. Ямайка...

- Чего ты суешься? Чего ты ввязываешься в разговор, не узнав в чем дело!- накинулась на мужа Глафира Семеновна.- Разве у нас о вине речь! Только конфузишь меня перед капитаном.

- Однако, я слышал, что капитан в разговоре про ром упомянул.

- Капитан ошибся! Нужно было сказать по-русски Рим, а он сказал по-французски Ром.

- Да, да, да. Рим-то ведь по-французски Ромом называется. Стало быть, я правильно слышал слово: ром. Ну, пардон, что не в точку...

Пошли картины Тициана, Леонарда ли Винчи.

- Рафаэль Санцио!- воскликнул капитан.

- Да, да... Рафаэль... Я много слышала...- подхватила Глафира Семеновна, смотря больше на самого капитана, чем на картины.

К двум картинам Рафаэля "Святое Семейство" и подойти близко было невозможно. Их загораживали целые городки художников-копировальщиков с их мольбертами, табуретами, ящиками красок. Как пики мелькали муштабели, как военные щиты выставлялись палитры. Приходилось или протискиваться между художниками, или смотреть на картины издали. Николай Иванович взглянул на одну из картин "Святое Семейство" и сказал:

- Картина знакомая. Я ее сколько раз у нас в Петербурге видел.

- Да ведь то в снимках, в копиях, а это настоящая, оригинал.

- Краски полиняли,- проговорил супруг, чтоб что-нибудь сказать.

Капитан стоял около Глафиры Семеновны и, любуясь картиной, разяснял:

- Нет цена на эта картина... Никакия деньги... Ни за каки деньги сделать оценка невозможно. Нет цена...

- Понимаю, понимаю. Конечно-же, это драгоценность.

Николай Иванович подошел к жене, подмигнул ей и произнес:

- Не довольно-ли? Не пора-ли на воздушок?

- Как: пора! Надо все осмотреть! Все, все,- возвысила она голос и умильно взглянула на капитана, как-бы ожидая от него одобрения своим словам.

- Нет, я к тому, что ведь остальное можно осмотреть и завтра, а теперь лучше в какой-нибудь капернаум прокатиться перед обедом.

- Нет, нет! Мы должны осмотреть все. Не правда-ли, капитан?

Тот пожал плечами.

- Ну, тогда вы смотрите, что вам интересно, а я присяду и отдохну,- сказал Николай Иванович и опустился на триповый диван.

Кончилась картинами Луки Жиордана Итальянская школа и начались Голландская с Рембрандом и наконец Фламандская. Пошли картины Рубенса, Ван-Дика. Капитан, оставшись один с Глафирой Семеновной, бросил на нее свой томный взгляд и прошептал:

- Ваш муж, господин Иванов, есть большой прозаик.

- Да... Он немножко того... Он философ... Нет, не то... Как-бы вам сказать... Он, он... Он материалист - вот, что он.

- Сси, сси... Материалист, прозаик... Но ни... ни, мадам Иванов...

- У нас характеры разные... Мы часто не сходимся характерами.

- Ви другой женщина, мадам.

Капитан бросил на нее второй томный взгляд. Она вспыхнула и отвечала:

- Я люблю поэзию, я люблю художества.

- Сси... сси... сеньора. Ни имеете много сентимент, много... Как это?..

- Вы хотите сказать: чувств. Я женщина, а он мужчина.

- Чувств, чувств... Сси, сеньора. Много, много чувств!..

Капитан схватил ее за руку и крепко пожал ея руку. Она уже пылала, как маков цвет и говорила:

- Полноте, полноте... Что вы!

- Я лублу такой дам... Но ваш муж...

- Мой муж хороший человек, но он именно прозаик и бывает иногда грубоват,- начала выгораживать Глафира Семеновна мужа, а сама думала: "Нет сомнения, что капитан начинает ухаживать за мною.