- Купец? Понимаю, понимаю. Как вы здесь появились-то?

- Вечер дело нет. Я повел себя погулять... делал променад - и здесь... Я лублу танц... лублу музик. Смотру - ви здесь.

- Ну, ради такого случая, надо выпить! Надо вкупе выпить.

Николай Иванович потребовал еще бутылку шампанскаго. Глафира Семеновна уже не возражала. Она была поглощена беседой с капитаном, нашептывающим ей что-то.

Из кафешантана выходили они все совсем уже пьяные. Испанцы были крепче, но Николай Иванович сильно покачивался. Он непременно хотел поменяться с капитаном шляпой и силился снять с головы его треуголку, а ему надеть свою серую шляпу. Капитан отбивался и ограничился тем, что подарил приятелю испанский складной нож, который имел в кармане. Садясь в экипаж, Николай Иванович долго обнимался с стариком-монахом и целовался с ним троекратно, по-русски.

- Николай! Да когда-же это кончится? Поедешь ты или не поедешь? Пора домой. Завтра надо рано вставать и ехать на железную дорогу!- кричала супруга, давно уже сидевшая в коляске.

Капитан стоял около нея и говорил:

- Заутра в десять часи на Северний железни дорога. Ви едет к нам. Билети перви класс пер Барцелона. Сси?

- Сси, сси, кабалеро,- отвечала она, пожимая ему руку.

Капитан поцеловал ея руку.

Николай Иванович влез в коляску, и лошади помчались.

LXXXIV.

Только что пробило девять часов утра, а уж супруги Ивановы были на вокзале Северной железной дороги, той самой, по которой они приехали из Биаррица в Мадрид и имеющей от станции Валядолид ветвь на Барцелону. Как и все русские за границей, они приехали на железную дорогу очень рано. Поезд отходил только в десять. Пассажиров совсем еще не было на станции. Билетная и багажная кассы были заперты. Глафира Семеновна, затеявшая флирт с интересным капитаном, стремилась теперь как можно скорее увидаться с ним, но ни капитана, ни старика-монаха в вокзале еще не было. Николай Иванович тоже рад был, что уезжает из Мадрида. Мадрид ему пришелся не по вкусу. Он стремился в Мадрид увидать испанцев и испанок в народных костюмах, как их выводят обыкновенно на сцену в операх и классических испанских пьесах, жаждал видеть испанок, скачущих по улицам и площадям с кастаньетами, жаждал серенад с гитарами, чаял видеть дерущихся на перекрестках на ножах испанцев, но ничего этого не встретил и разочаровался Мадридом и Испанией вообще.

- Прощай, Мадрид... И чтоб тебя уж больше никогда не видать,- сказал он, входя в вокзал железной дороги.

- За что-ж такая немилость?- заступилась супруга.- Мы все-таки провели в Мадриде время приятно.

- Это полинялыя-то старыя картины смотревши? У нас их, матушка, и в Петербурге в Александровском рынке в жидовских лавочках непочатой край.

- Какое невежество! Понимаешь ты, ведь эти картины самых старинных художников и им цены нет,- пожала плечами супруга.

- Это тебе капитан натолковал, а ты уж за его слова и распинаешься,- подмигнул ей Николай Иванович.- Лебезишь ты очень перед капитаном... глаза продаешь - вот что я тебе скажу.

Глафира Семеновна вспыхнула.

- Что мне такое капитан! Как ты меня смеешь, попрекать капитаном!- вскрикнула она.- Капитан для меня такой-же знакомый, как и тебе.

- Ну, если-бы был такой-же, как мне, то не бредила-бы им на яву и во сне.

- Я бредила им? Я? Это любопытно! Ну, можно-же так нагло врать!

- Бредила. Я просыпался сегодня ночью, чтоб напиться воды, так ты целую рацею какую-то разводила во сне о капитане, а сегодня поутру так уже у тебя капитан с языка не сходит. Вот пока мы ехали...

- Ах, ты дрянь эдакая! Смотрите, какия слова! Да я только для тебя с капитаном и любезничаю. Пусть, думаю, муж покутит с ним немного. Он обманулся в этом Мадриде, так пусть покутит. Ты заметил, я даже не останавливала тебя, когда ты с ним винищем насвистывался,- гневно пояснила мужу супруга.