Какая прелесть!
- Merci, mou bon...- отвечала старушка, тоже блаженно улыбнувшись.- Эти собаки все равно, что люди. А вот моего Тото я даже считаю умнее многих людей. Вообразите, он иногда даже философствует,- прибавила она уже по-русски.
- Неужели?- удивился молодой человек.
- Верно, верно. Тотоша, ты философствуешь?- спросила мохнатаго черненькаго песика княгиня.
- Гам, гам...- пролаял песик.
- Видите, отвечает, что да..
- Восторг! Один восторг!- воскликнула приживалка, взяла собачку за голову и чмокнула ее в мордочку.
- А этот молодой человек кто?- спросил доктора Николай Иванович.
- Он наш аташе при каком-то посольстве,- был ответ.
- Ну, что-же... Надо что-нибудь скушать,- сказала Глафира Семеновна.
- Ей-ей, ничего не могу,- отвечал супруг.- Как-же это так перед обедом сладкое?.. Вот если-бы рюмочку водки и бутерброд с тешкой или семгой... А то вдруг пирожки!
- ешь, ешь... Бери и ешь. Бери вон яблочное пирожное... Уж если здесь так принято и попал ты в такое общество, то обязан есть. Неправда-ли, доктор?
- Сам я есть не буду. Я только выпью рюмку коньяку,- отвечал доктор.
- Как? Да разве здесь коньяк есть?- радостно воскликнул Николай Иванович.
- Сколько хотите! И коньяк, и ликеры.
- Де коньяк!- сказал Николай Иванович продавщице.- Вот после коньяку, пожалуй, можно закусить какой-нибудь конфетиной.
Он выпил вместе с доктором по рюмке коньяку и только стал жевать шоколадную лепешку, как увидал, что с дальняго стола ему кивает Оглотков. На этот раз Оглотков был в смокинге и в черном цилиндре. Он тотчас-же подошел к супругам Ивановым, которые за неимением свободнаго столика должны были стоять, и предложил свое место за столиком Глафире Семеновне. За столиком сидела жена Оглоткова - молодая дама, с круглым купеческим лицом, блондинка, совершенно без бровей и вся в белом.
- Супруга моя Анфиса Терентьевна... Мадам Иванова...- тотчас-же отрекомендовал Оглотков дам.- Николай Иваныч Иванов, наш петербургский коммерсант.
Познакомился с Оглотковым и доктор Потрашов. Мужчины окружили сидевших за столиком дам. Оглотков жевал тарталетки с пюре из абрикосов и говорил:
- Наешься вот перед обедом этой разной сладкой дряни, а потом за обедом ничего в горло не идет.
- Так зачем-же есть-то?- сказал доктор.
Оглотков развел руками.
- Так здесь принято среди высшаго общества. Назвался груздем, так полезай в кузов. Не побываешь у Миремона и уж чего-то не хватает.
- Выпили-бы чашку кофе, вместо того, чтоб есть пирожки,- посоветовал доктор.- Кофе не отнимает аппетита.
- Сейчас чай пили по-английски. После концерта у нас был "файф оклок". У нас здесь английский регулятор.
- То-есть как это? Какой регулятор?- недоумевал доктор.
- Тьфу ты, регулятор!- плюнул Оглотков.- И я-то: регулятор! Режим... Английский режим... Мы здесь все по-английски... от доски до доски... Вот завтра в десять утра на игру в мяч приглашен я в здешний английский клуб. Игра-то уж очень мудрено называется, так что боюсь ее и называть, чтобы не провраться.
- Лаун-тенис?- подсказал доктор.
- Вот, вот... Лаун-тенис... С лордом одним завтра играть буду... с настоящим лордом... Потом из египетскаго посольства один будет...- похвастался Оглотков.
А мадам Оглоткова щурила в это время свои и без того маленькие заплывшие сальцем глазки и разсказывала Глафире Семеновне о концерте классической музыки, на котором она была час тому назад.
- Это восторг! Это восторг что такое!- говорила она.- Бах... Берлиоз... Мендельсон... Ах, как жалко, мадам Иванова, что вы не были на этом концерте! Это буквально упоение... Я закрыла глаза и чувствую, что уношусь под небеса. Впрочем, в следующий понедельник будет второй такой-же концерт, и я советую вам побывать. Валер!- обратилась она к мужу.- Нам, мон шер, пора ехать. |