|
Свистки среди публики. На выручку солдата выбежал совсем молоденький паренек с красной тряпицей в руках и стал потрясать ею. Бык отскочил от солдата, налетел на паренька с красной тряпицей, уронил его, перескочил через него и унес с собой на рогах и красную тряпицу. Тряпица мешала быку, заслоняя один глаз. Он остановился и потрясал головой, пробуя ее сбросить, но перед ним появился старик и манил его. Бык бросился на старика, но тот изумительно ловко отскочил от него. Бык, чувствуя, что не задел старика, тотчас-же вернулся к нему, но старик еще с большей ловкостью отскочил от быка. Гром рукоплесканий. А бык бегал по арене и ронял любителей-тореадоров, загораживающих ему дорогу. Редко кто успевал увернуться от быка. Кроме старика, любители были не на высоте своего призвания. Публика шикала и кричала: "довольно! уберите быка". На арене, между тем, носился за быком, стараясь нагнать его и, очевидно, схватить за хвост, босой, рыжеватый парень, но догнать ему быка не удавалось. Тогда он пронзительно засвистал в свисток. Бык остановился. Рыжеватый парень дернул его за хвост и в то время, как бык обернулся и был в полуобороте, перескочил через него от леваго бока на правый. Бык бросился вправо, но рыжеватый парень перескочил через него налево. Это был экзерцис ловкости, который не показывали и профессиональные тореадоры. Цирк покрылся рукоплесканиями.
- Наверное, какой-нибудь акробат,- сказал про рыжеватаго малаго Николай Иванович. - Еще-бы...- отвечал доктор.- Он еще раньше показал, как он отлично кувыркается. Бык заметно утомился и уже не шел на останавливающихся перед ним тореадоров-любителей, а посматривал, не отворили-ли двери, ведущия в стойла. Представление кончилось. Любители шли одевать пиджаки и мундиры. Один из них изрядно хромал, другой потирал руку, ушибленную во время падения. Босой рыжеватый парень кланялся в места и благодарил за все еще продолжавшиеся аплодисменты. Перед быком распахнули двери, за которыми он и скрылся. Гудевшая публика поднималась со скамеек. - Все кончилось?- спросила доктора Глафира Семеновна. - Кончилось первое отделение, но будет еще второе. - Нет, уж довольно. Я и так еле высидела. Пойдемте вон. Надоело. - Представьте, а местная публика это любит и готова сидеть хоть три отделения. - Да ведь все одно и тоже, словно сказка про белаго бычка,- сказала старуха Закрепина. - И все равно здесь считают это занимательным,- отвечал доктор. - Вы нам расхваливали любителей из публики и говорили, что это забавно. Решительно ничего не было забавнаго,- прибавила Глафира Семеновна. Они выходили из мест. - Глафира Семеновна! А что если-бы я также выступил сегодня в качестве любителя?- спросил жену Николай Иванович.- Бык с резиновыми рогами не опасен. - Выдумай еще что-нибудь!- отвечала супруга. - А отчего-бы и не выступить? Ну, уронил-бы меня бык, упал-бы я... Что за важность! Здесь мягко. А тогда можно было-бы написать в Петербург письмо Семену Иванычу: был на бое быков и сам выходил на разяреннаго быка... - Да ведь ты, и не выходя на быка, можешь это написать Семену Иванычу. - С какой-же стати врать-то? Надо писать о том, что было. - Ну, тебе не привыкать стать что-нибудь соврать в письмах,- закончила Глафира Семеновна. Компания сошла с лестницы и вышла из цирка.
XXXI.
Прошло еще дней пять. Супруги Ивановы уж обжились в Биаррице. Глафира Семеновна знала все уголки города. Не было места, куда-бы она ни заглянула, не было магазина, где-бы она ни побывала. На базаре, где она каждый день покупала для себя груши и персики, чтоб есть их на ночь за чаем, ее знали все торговки и, зазывая, кричали ей "мадам рюсс". Спутницей ей была - кто-бы это мог поверить, зная первую встречу их в вагоне!- старуха Софья Савельевна Закрепина, тетка доктора. |
