- Ты знай, Николай, завтра я решила начать купаться на Гран-Плаже.

Тот поднял голову и удивленно проговорил:

- Но, матушка... Как-же это так?.. Ты шутишь, что-ли?

- Вовсе не шучу. Надо-же когда-нибудь начинать...

- Однако, ты говорила... Ты других осуждала...

- Мало-ли что говорила! А теперь вижу, что тут ничего такого особеннаго и срамнаго нет, если все купаются. Вот и Софья Савельевна то-же самое говорит,- кивнула Глафира Семеновна на старуху Закрепнну.

- Да пускай купается. Вам-то что!- откликнулась Закрепина, раскладывая карты.

- Как что? Позвольте... Ведь я муж... Ну, что за радость, вдруг на нее все бинокли направятся? Да еще, чего добраго, фотографию снимут...- говорил Николай Иванович, перестав играть в шашки.

- Уж что фотографию-то снимут - это наверное,- подхватил доктор.- И прежде всего, мой патрон, фабрикант. У него целая коллекция купающихся здесь женщин. Один из его прихлебателей всюду таскает за ним ящик для моментальнаго фотографирования. Чик - и Глафира Семеновна на пластинке... А затем проявлять в Гран-Отель пошлет. Здесь в каждой большой гостиннице есть комната для проявлений,

- Позвольте... Но я даже вовсе не желаю... заявил Николай Иванович.

- Желайте или не желайте, а все равно снимут,- проговорил доктор и прибавил, указывая на шашечную доску:- Ходите, ходите. Вам ходить.

- Но я даже вовсе не желаю, чтобы жена моя и купалась на Гран-Плаже.

- Да я тебя и спрашивать не буду, если уж решила,- отрезала супруга.- Должен быть и тому благодарен, что я тебя предупреждаю. Купальный костюм у меня есть отличный, так чего-же еще мне! Ты ведь знаешь-же, что я самый лучший костюм себе купила. Зачем-же тогда было покупать?

- Но ведь ты хотела купаться в Порт-Вье, в тихой бухточке.

- Мало-ли что хотела! И ты хотел там-же купаться, однако теперь купаешься на Гран-Плаже.

- Ты и я!- воскликнул муж.- Мне кажется, это разница. Я мужчина, а ты женщина...

- Играйте-же, Николай Иваныч. Полно вам горячиться,- останавливал его доктор.

Николай Иванович уже вскочил со стула и забегал по комнате.

- Как тут не горячиться, если жена хочет при всей публике акробатку из себя изображать!- кричал он.

- Однако-же, ведь все изображают. Мадам Оглоткова изображает, губернаторша уж генеральша - и та изображает. Приехала сюда из Петербурга мясничиха Хапартова - и та изображает. Значит, уж здесь так принято. Люди ложь - и мы тож. А ты знаешь, на людях и смерть красна,- доказывала мужу Глафира Семеновна.

- Да пойми ты, глупая женщина, ведь с тебя со всех сторон фотографии поснимают и будут всем показывать, какая ты спереди, сзади и с боков.

- А снимут фотографию, так значит стоит снимать, значит у меня все хорошо. Спереди, сзади и с боков хорошо. А что хорошо, того таить нечего. Вот как я разсуждаю.

- Что ты говоришь! Боже мой, что ты говоришь! Вот уж набиаррилась-то!

Муж схватился за голову.

- Да, набиаррилась. И что-ж из этого? Для того сюда ехали, чтобы набиарриться. С волками жить - по-волчьи и выть.

- Безстыдство, безстыдство!

- Сам безстыдник.

Доктор сбил шашки, Началась супружеская стычка. Бобка на руках Закрепиной принялся лаять. Доктору и его тетке Закрепиной ничего больше не оставалось, как уйти, что они и сделали, распростившись с супругами Ивановыми до завтра.

Николай Иванович и Глафира Семеновпа, и по уходе гостей, продолжали еще переругиваться.

XXXII.