"Неужели она из раздевальных комнат до воды без плаща пойдет? мелькало у него в голове, но он тотчас-же успокоивал себя: нет, не такая-же она нахальная. Постыдится".

- Доктор! Скоро вы? Я готов...- крикнул он, надев сапоги.- Торопитесь. А то можем опоздать и пропустить купанье жены.

- Сейчас, сейчас...- откликнулся доктор Потрашов, одевавшийся в кабинете напротив.

"А весь этот звон про купанье старуха Закрепина пустила. Она, она, старая, больше некому. Прямо она", повторял Николай Иванович мысленно... "Жена сообщила ей об этом, очевидно, еще вчера днем, а Закрепина раззвонила вчера и сегодня. Узнала мадам Оглоткова, а у той язык тоже с дыркой. Боже мой! Теперь на Плаже публика, как на какое-то представление готовится. Точь-в-точь, как это было перед купаньем испанской наездницы. Ну, Глаша."

Он выбежал в корридор и стал звать доктора.

- Готов,- откликнулся тот, выходя из кабинета и на ходу расчесывая бороду маленькой гребеночкой.

Они вышли на Плаж и быстро прошлись мимо галлереи мужских и женских раздевальных кабинетов, но Глафиры Семеновны не встретили. Николаю Ивановичу ужасно как хотелось спросить у сидевшаго на женской галлерее Оглоткова, не видал-ли он его жену, но он этого почему-то не сделал. В толпе гуляющих он опять услыхал слова "мадам Иванов", тотчас-же бросился смотреть, кто произнес эти слова, но заметить не мог. Он с ненавистью взирал на имеющиеся в руках гуляющих мужчин бинокли, с ужасом смотрел на ящички моментальных фотографических аппаратов, перекинутые через шеи фотографов-любителей и любительниц и шептал себе под нос:

- Чик и вляпают ее на пластинку, а потом в сотне снимков и будет ходить по Биаррицу... Да по Биаррицу-то это еще что! В Петербург привезут и будут там показывать.

Показалась старуха Закрепина с собаченкой, бегущей сзади ея. Николай Иванович хотел встретить старуху дерзостью, но скрепил сердце и удержался, а только взглянул на нее зверем.

- Здравствуйте...- добродушно обратилась к нему старуха.- Вы жену свою ищете? Мы уже сделали с ней легкую прогулку, полагающуюся перед купаньем. Она теперь в раздевальном кабинете и сейчас выйдет, чтобы купаться. Я только что от нея.

Николай Иванович сжал зубы и кулаки.

- Сядем...- предложил доктор, указывая ему на стулья.

- Где тут сидеть! Как тут сидеть!- откликнулся тот.

Он был, как на иголках.

Но вот из дверей отделения женских раздевальных кабинетов показался белый плащ с широкими красными полосами. Николай Иванович узнал этот плащ и вздрогнул. Это был плащ жены. Закутавшись в него по подбородок и имея открытым только лицо, Глафира Семеновна шла улыбаясь. Сзади нея степенно шествовал с сознанием своего достоинства, заломя маленькую шляпу на ухо, молодой красавец-беньер с усами щеткой, босой, с голыми ногами по колено и в виксатиновой куртке и коротких суконных панталонах. Мужчины очевидно ее ждали. Раздались два-три аплодисмента.

- Боже мой! Аплодируют, как какой-нибудь кокотке, как какой-нибудь наезднице!- прошептал Николай Иванович, ринувшись к жене.

- Да ведь здесь всем так... Ну, чего вы?..- остановил его за руку доктор.- Я на вашем месте радовался-бы, что жену вашу так встречают.

- Есть чему радоваться!

- Это красоте ея аплодируют.

Пройдя мимо мужа и доктора, Глафира Семеновна с улыбкой перешла через плитный тротуар и стала спускаться на песок. Толпа хлынула за ней и стала также спускаться на песок. Теснились фотографы-любители с ящичками, стараясь не отступать от нея. Один тощий и длинный молодой англичанин в белом цилиндре даже не пошел по лестнице, а прямо спрыгнул с тротуара на песок. Николай Иванович и доктор также поспешили на отмель. Николай Иванович столкнул с ног даже поваренка, продающаго из плетеной корзинки сладкие пирожки.