- Почем-же я могу разобрать-с. Я по-английски знаю только несколько слов, - отвечал Оглотков и прибавил: - Конечно-же, он вам говорит комплименты.

- Это он с меня снимал фотографию?

- Он-с.

- Так попросите его, чтобы оп презентовал мне один снимочек.

- Можно. Милорд...- отнесся к англичанину Оглотков.- Пур мадам Иванов ен фотографи...

И чтобы пояснить англичанину, в чем дело, тронул рукой по камер-обскуре, указал на Глафиру Семеновну и выставил англичанину указательный палец.

- Же ву при, монсье...- прибавила Глафира Семеновна, улыбнувшись англичанину.

- О, есс... есс, мадам,- поклонился тот, поболтал еще что-то по-английски, махая руками на море и, откланявшись, отошел от компании.

Николай Иванович посмотрел ему вслед и сказал доктору:

- Дураками здесь прикидываются, шутами гороховыми ходят, а ведь вот на Востоке-то первые интриганы против нас... так и дьяволят..

Оглотков продолжал, обратясь к Глафире Семеновне:

- Вы сегодня, можно сказать, царица бала на Плаже. И еще есть один человек, который просил меня представить его вам.

- Кто такой?- задала та вопрос.

- Генерал. Один знакомый заслуженный русский генерал. Настоящий генерал... Сейчас мы его встретим. Забыл только его фамилию. Я в баккара с ним в Казино играю.

- Хорош знакомый, если не знаете его фамилию!- произнес Николай Иванович.

- Знал, но забыл!.. Где-же упомнить все аристократическое общество, с которым я знаком. Я знаком с одним немецким принцем, настоящим принцем, фамилия его у меня записана, а назвать не могу... Чисто четырехэтажная какая-то.. Одно колено знаю: принц Френцсбург фон... А остальныя три колена и выговорить не могу...- разсказывал Оглотков и указал на встречнаго старика:- Вот этот генерал.

Это был довольно маленький сморщенный старик с щетинистыми седыми усами, в несколько потертом костюме. Пиджак висел на нем, как на вешалке, брюки были коротки, серая шляпа запятнена. Улыбаясь, старик сам подошел к Оглоткову и шепнул ему что-то, мысленно улыбнувшись. Началось представление.

- Вот, мадам Иванова, позвольте вам представить многоуважаемаго генерала...

Оглотков запнулся.

- Квасищев...- сказал старик свою фамилию.- Квасищев,- протянул он руку Николаю Ивановичу и, опять обратясь к Глафире Семеновне, продолжал:- Сейчас иметь счастие созерцать вашу храбрость... Да вы героиня... Я живу здесь более месяца, такой смелости при первом дебюте в волнах ни у кого еще из женщин не видал. Я поражен... И с какой грацией эта смелость! Я смотрел на вас и на ласкающия вас волны и думал, что это сказочная сильфида... Преклоняюсь, преклоняюсь... тем более, что вы наша соотечественница... Восторг... Позвольте быть знакомым.

Говоря, старик не выпускал руки Глафиры Семеновны, наконец поклонился и отошел.

Николай Иванович посмотрел ему вслед и сказал доктору:

- Вот дурак-то! Он воображает, что жена моя актриса, он разговаривает, как с актрисой... Первый дебют...- передразнил он старика.- Ах, шут гороховой!

- Полноте вам... Бросьте... Здесь так принято... Ведь для этого сюда едут. Здесь все так... Неужели человек высшаго общества, аристократ не знает, как говорить с дамой!- успокоивал его О глотков.

- Ну, аристократ-то он еще вилами писанный...- огрызнулся Николай Иванович.

XXXV.

От комплиментов Оглоткова, англичанина и старика генерала Квасищева Глафира Семеновна была на седьмом небе. Она чувствовала то-же, что чувствует актриса после удачнаго дебюта, когда та, отыграв на сцене, покажется в публике, встречающей ее любопытными и вместе с тем радостными взорами. Часовая стрелка на часах отеля Англетер, смотрящими прямо на Плаж, показывала 12 1/2 часов - время завтрака. Гуляющие один по одному исчезали. Нужно было и супругам Ивановым идти в свой отель завтракать, а Глафире Семеновне жаль было разставаться с публикой.