Перебранка из-за купанья на Гран-Плаже продолжалась у супругов Ивановых и на утро.

Утром Николай Иванович только еще проснулся, а уж Глафира Семеновна была вставши. Она была одета в ярко-красный купальный костюм, плотно облегавший ея полное тело, и позировала перед большим зеркалом, вделанным в платяной шкаф. Она то поднимала руки, то опускала их, отставляла ногу, приседала, подпрыгивала. На голове ея красовался такой-же ярко-красный берет, а ноги были обуты в белые полотняные купальные башмаки с веревочными подошвами, привязанные красными лентами, концы которых переплетались по голым икрам. Позируя, Глафира Семеновна то улыбалась в зеркало, то делала серьезное лицо. Вот она выбила из-под берета прядь своих волос и распустила ее по щеке. Одним словом, перед зеркалом шла полная репетиция купанья.

Николай Иванович, лежа в постели, молча, долго смотрел на жену и наконец воскликнул:

- Ловко! Только замужним женщинам такие курбеты и делать!

Глафира Семеновна вздрогнула и схватилась за сердце.

- Дурак! Как испугал! Притворяешься спящим и потом вдруг выпаливаешь!- проговорила она.- Разве можно так пугать!

- Ничего... Продолжай, продолжай... Кто такой обезьяной на шарманке вырядился для публики, тот не пугливаго десятка,- сказал муж.

- Однако-же, ты знаешь, что у меня всегда сердце не в порядке. Доктора сколько раз тебе твердили, что меня надо как можно меньше раздражать.

Она накинула на себя фланелевый пеньюар и села, надувши губы.

- Смотрел я сейчас... Видел... И одно скажу: никакой испанской наезднице-акробатке не уступишь, если будешь на Плаже так-же представлять, как сейчас перед зеркалом представляла,- проговорил он, сел на кровати и начал одеваться.- Да-с... не уступишь, а даже очков двадцать пять вперед дашь этой наезднице.

- Ну, и что-ж из этого? Чего-ж тут смеяться! Другой-бы муж радовался, что у него жена так грациозна, что наезднице не уступит,- отвечала Глафира Семеновна.

- Да я и радуюсь! Отчего ты думаешь, что я не радуюсь? Но больше всего удивляюсь, как это замужняя женщина может на такое представление решиться.

- Оглоткова-же решилась, мясничиха решилась, а оне тоже замужния женщины, так отчего-же мне не решиться?

Николай Иванович оделся, умылся и позвонил, чтобы подавали кофе. Глафира Семеновна рылась в дорожном сундуке и наконец достала оттуда красныя, синия и белыя ленты.

- Банта не хватает у костюма, франко-русскаго банта. Надо бант сделать и пришпилить на грудь,- сказала она и за питьем кофе принялась делать бант.

Муж сидел, смотрел и наконец иронически сказал:

- Знаешь что? Я на твоем месте прямо-бы с флагом вышел из раздевальной комнаты. Тогда уж ты была-бы всеми замечена, все о тебе заговорили-бы.

- Дурак...- скосила на него Глафира Семеновна глаза.

- Нет, в самом деле, лучше. Выскакивай с флагом из раздевальных комнат, кричи ура, вив ля Франс и бросайся в волны.

- Не дразни меня!- отрезала жена.- А то и в самом деле с флагом выбегу.

Он не стал больше разговаривать, взял шляпу, палку и, выйдя из комнаты, отправился на Плаж купаться.

На Плаже он встретил доктора Потрашова.

- Ну, что супруга?- спросил тот.

- Ужас что такое!- пожал плечами Николай Иванович.- Вообразите, сейчас репетицию дома делала и сбирается на купальный костюм франко-русский бант нацепить.

Он был удручен. Доктор стал его успокоивать.

- Послушайте... Ведь тут, право, нет ничего предосудительнаго. Здесь так принято. Все-же здесь так...- говорил он.- Это в нравах. Ваша супруга правду вчера сказала: " с волками жить - по-волчьи выть". Ну, что-ж, будем сейчас погружаться в волны Атлантическаго океана?- спросил он.- Пойдемте, выкупаемся, пока публики не особенно много.

- Погодите. Пройдемся немного по Плажу. У меня по случаю купанья жены вся охота от своего купанья отпала,- отвечал Николай Иванович, двигаясь в прибывающей толпе гуляющих.