Она заискивающе подмигнула мужу.

- Почем-же мне-то знать,- отвечал тот.- Я не отгадчик мыслей. Новый купальный костюм купила, что-ли?

- Это само собой.

- Третий? Боже мой!- воскликнул Николай Иванович.- Я сказал в шутку, а она, оказывается, и в самом деле купила.

- Не могу-же я каждый день купаться в одном и том-же костюме! Здесь хорошее общество: князья, графы, принцы, генералы. Да чего ты сердишься-то? Здесь они дешевы, эти костюмы. Сегодня, например, я купила отличный полосатый белый с синим, и всего только семь франков он стоит. Ведь бумажная материя. А у меня для тебя еще есть сюрприз...- проговорила Глафира Семеновна и заискивающе посмотрела на мужа.- Только ты не сердись. Сейчас мадам Закрепина ходила в фотографию снимать своего Бобку... И я с ней была там.

- Бобкин портрет вы от меня получите в рамке из раковин и можете в Петербурге на письменный стол у себя поставить,- заявила Закрепина Николаю Ивановичу.

- Мерси,- поклонился Закрепивой тот и спросил жену:- И ты сняла с себя портрет? Так за что-ж тут сердиться-то? Действительно, надо и мне снять с себя кабинетные портреты... Я так с синяком и снимусь. Пусть будет на память.

- Дался ему этот синяк!- проговорила жена

- У кого что болит, тот о том и говорит. Ты о купанье, а я о синяке.

- А хочешь иметь мой портрет в купальном костюме?- спросила жена.

- Да неужели ты снялась в купальном костюме?

Николай Иванович всплеснул руками. Глафира Семеновна ласково кивнула ему головой и заговорила:

- Только ты не сердись. Ничего тут такого нет особеннаго. Я заказала только три карточки: себе, тебе и Софье Савельевне. Софья Савельевна была все время со мной, когда я снималась... Фотограф был старичек. Что-ж тут такого? Ведь здесь все купаются в своих костюмах при мужчинах, так отчего-же фотографу-то? Ведь это-же предубеждение.. А ты цивилизованный человек... И, наконец, мы здесь за границей..

Николай Иванович стоял перед женой совсем изумленный, скоблил себе затылок и, наконец, произнес, прищелкнув языком:

- Ну, Глаша! Ну, Глафира Семеновна! Ну мадам Иванова!

Он развел руками.

XLV.

На следующее утро супруги Ивановы только еще встали и пили свой утренний кофе, как в комнату к ним кто-то постучался.

- Кто там? Ки е ля?- спросила Глафира Семеновна по-русски и по-французски.

- Это я. Доктор Потрашов,- был ответ из-за двери.- Можно к вам войти?

- Боже мой! Но я еще не одета!- воскликнула Глафира Семеновна.- Я в пеньюаре.

- Врачей очень часто принимают в пеньюарах! К тому-же я уверен, что ваш пеньюар прелестен!- кричал доктор.- Я к вам с курьезной новостью. Об вас кое-что напечатано в газете.

Глафира Семеновна встрепенулась.

- Сейчас, сейчас... Все-таки я должна немножко поправиться, вы подождите,- сказала она, вскакивая из-за стола, поправила растрепанныя постели, бросилась к зеркалу, зашпилила пеньюар на груди брошкой, припудрилась, слегка провела гребенкой по волосам и крикнула:- Войдите. Вошел доктор Потрашов и поздоровался.

- В местном листке сегодня есть кое-что про вас,- проговорил он супругам.

- Про меня?- воскликнула Глафира Семеновна.- Ну, что я тебе говорила!- обратилась она к мужу.

- Есть и про вас, но более про него,- кивнул доктор на Николая Ивановича.

Тот самодовольно улыбнулся и сказал жене:

- Нет, милая, твоя слава только здесь, в Биаррице, среди полуумных англичан и дряхлых старикашек, распускающих слюни на купающихся бабенок, а моя слава распространится по всей Европе! Да-с... Что-нибудь насчет полена или бревна?- спросил он доктора.

- Да, да... Ужас, что напечатали! Чепуху какую то...

- Ну, да..