— Да… Хорошо!.. Ахъ хорошо!..

Нифонтъ Ивановичъ замечаетъ, что пальтишко его намокло и съ седыхъ прядей холодныя капли бегутъ по бритымъ щекамъ и падаютъ на седые усы.

Пора за работу.

На маленькой газовой плитке, въ жестяномъ чайнике ключомъ кипитъ вода. Чернеетъ рядомъ въ кострюльке, плавясь, вонючiй сапожный варъ.

— Фирсъ, — кричитъ старикъ за перегородку. Оттуда слышенъ шопотъ, смешокъ, будто поцелуи, шлепокъ по спине, и появляется Фирсъ, немытый, лохматый, по моде остриженный — копна волосъ на темени, а надъ ушами такъ гладко острижено, что сквозитъ желтая кожа. Лицо кругомъ бритое — на казака совсемъ не похожiй. На белую съ голубыми полосками рубашку, безъ воротника и безъ галстуха, накинутъ потрепанный пиджачишко, штаны въ полоску спускаются едва до щиколотокъ, а на большихъ ногахъ обуты толстоносые американскiе рыжiе ботинки.

— Здравствуйте, дедушка, Нифонтъ Ивановичъ, — развязно говоритъ Фирсъ.

— Ты, братъ, раньше морду да лапы помой, да Богу помолись, а тады уже здоровкайся.

Фирсъ идетъ къ умывальнику съ проведенной водой въ углу комнаты и плещется тамъ. Потомъ у зеркала расчесываетъ жесткiе, перьями торчащiе волосы и подходитъ къ деду, протягивая руку съ широкою ладонью.

— Бонжуръ гран-пэръ, — говоритъ онъ, громко фыркая. Ему нравится его шутка.

— Обормотъ… Право обормотъ, — ворчитъ дедъ,

— А ты что же Богу то молился?

— Какъ я могу молиться, Нифонтъ Ивановичъ, коли ежели я сомневаюсь? Кругомъ, можно сказать, такая культура… Автомобили, метрополитэнъ, Тур-д-Эйфель, Трокадеро… — Тутъ молитва мне кажется жестокой сарказмой.

— Обормотъ… И въ кого ты такой дурной уродился?..

— Ну, что вы, Нифонтъ Ивановичъ, одно слово затвердили… Тутъ такое образованiе… Права человека… Рентабельность…

— Ты… Образованный… — сердито кричитъ дедъ.

— Ты какъ дратву то держишь. Ты мне эдакъ только товаръ портишь… Образованный… Тебе сколько годовъ?

— Двадцать третiй пошелъ.

— Это тебе уже въ первой очереди служить… Я въ твои годы какъ джигитовалъ… Ты на лошадь сесть не сможешь!.. Образованный… Съ какой стороны къ ей подойти такъ и то не знаешь.

— Съ правой… Нетъ… съ левой… Конечно, съ левой.

— Съ левой… Дурной… Ты къ ей подходи такъ, чтобы она тебя издаля восчувствовала. Уваженiе тебе оказала. Ты къ ей съ любовью… Огладь!.. Осмотри!.. Чтобы большой палецъ подъ подпругу пролезалъ… За луку потрогай… Поводъ разбери… А тады уже садись по прiему, какъ учили… Вотъ это тебе красота будетъ.

— Что жъ, Нифонтъ Иванычъ, старыя то песни петь. Нынче, какая такая лошадь?… Ее теперь можетъ въ зологическомъ саду только и сыщешь. Теперь — машина. Еропланы по небу, таньки по земле. Я видалъ войну то въ синема. Совсемъ даже не такъ, какъ вы разсказываете… Люди въ земле закопались… Лошади нигде и не видать… Людей на камiонахъ везутъ… Соскочутъ и заразъ въ землю ушли… Тамъ бетонъ… Газы… Вотъ она война то такъ обернулась… Да и теперь, какая такая война, когда Лига Нацiй и образовательный милитаризмъ.