|
Он ответил, что они уйдут с отливом, и прибавил, что рад убраться из порта, где нет ни кабачка, ни музыкантов; но при этом пересыпал свою речь такой отборной бранью, что я поспешил унести ноги. Эта встреча вновь навела меня на мысли о Рансоме -- он, пожалуй, был самый безобидный из всей этой своры; а вскоре он и сам показался из трактира и подбежал ко мне, клянча, чтобы я угостил его чашей пунша. Я сказал, что и не подумаю, потому что оба мы не доросли еще до подобного баловства. -- Кружку эля, сделай одолжение, -- прибавил я. Он хоть и скорчил на это рожу и, кривляясь, стал бранить меня так и сяк, но от эля не отказался. Вскоре мы уже сидели за столом в передней зале трактира, отдавая должное и элю и еде. Тут мне пришло в голову, что недурно бы завязать знакомство с хозяином трактира, ведь он из местных. По тогдашнему обычаю я пригласил его к нашему столу; однако он был слишком важная персона, чтобы водить компанию с такими незавидными посетителями, как мы с Рансомом, и пошел было из залы, но я вновь окликнул его и спросил, не знает ли он мистера Ранкилера. -- Еще бы, -- ответил хозяин. -- Такой достойный человек! Да, кстати, это не ты сюда пришел с Эбенезером? -- Я. -- Вы, случаем, не в дружбе? -- В устах шотландца это означает: не в родстве ли. Я ответил, что нет. -- Так я и думал, -- сказал хозяин. -- А все же ты сильно смахиваешь на мистера Александра. Я заметил, что Эбенезе, как будто пользуется в округе дурной славой. -- Само собой, -- отозвался хозяин. -- Пакостный старичок. Многие дорого дали бы, чтобы поглядеть, как он щерит зубы в петле: и Дженнет Клустон, да и другие, у кого по его милости не осталось ни кола, ни двора. А ведь когда-то славный был молодой человек. Но это до того, как пошел слух насчет мистера Александра, а после его как подменили. -- Какой это слух? -- спросил я. -- Да что Эбенезер его извел, -- сказал хозяин. -- Неужто не слыхал? -- Для чего же было его изводить? -- допытывался я. -- Чтобы завладеть имением, для чего ж еще. -- Каким имением? Шос? -- А то каким же? -- сказал хозяин. -- Точно, почтеннейший? Правда это? Значит, мой... значит, Александр был старший сын? -- Само собой. А то зачем бы Эбенезеру его губить? И с этими словами хозяин, которому с самого начала не терпелось уйти, вышел из залы. Конечно, я сам давным-давно обо всем догадывался, но одно дело -- догадываться, и совсем другое -- знать. Я сидел, оглушенный счастливой вестью, не смея верить, что паренек, который каких-нибудь два дня назад без гроша за душой брел по пыльной дороге из Этрикского леса, теперь заделался богачом, владельцем замка и обширных земель и, возможно, завтра же вступит в свои законные права. Вот какие упоительные мысли теснились у меня в голове, а с ними тысячи других, и я сидел, уставясь в окно гостиницы, и ничего не замечал; помню только, что вдруг увидал капитана Хозисона; он стоял среди своих гребцов на краю пирса и отдавал какие-то распоряжения. |
