Его голос сделался внезапно визгливым; видимо, он не понимал,

что происходит, и странная неподвижность, молчание и отрешенность

противника его перепугали. В маленьких глазках колдуна сверкало

подозрение, одутловатые щеки побагровели, пальцы нервно мяли мочку

с золотой серьгой.

       - Что, жрец, решил вздремнуть?

       - Ты прорицаешь над овечьей печенью, я - во сне, - откликнулся

Иеро. - У каждого свой способ.

       Он обвел взглядом молчаливую толпу, стражей с пылающими

факелами в руках, Гунара и Сигурда, сжимавших свои секиры, судей,

Рагнара, брата Альдо и мастера Гимпа; все, будто зачарованные,

смотрели на него. Священник раскрыл левую ладонь. В ней лежали четыре

символа: крошечные Сапоги, Птица, Меч и Щит и Череп. Два первых легко

поддавались толкованию - Сапоги означали странствие, а Птица - все,

что связано с воздухом; значит, его полет продолжится, и "Вашингтон"

благополучно покинет северный остров. Но не сразу, не сразу, думал

Иеро, глядя на остальные фигурки. Знак Меча и Щита сулил ему опасный

поединок, а маленький Череп, зловеще ухмылявшийся в ладони, был

свидетельством чьей-то гибели, которая настигнет отмеченного роком

в самое ближайшее время.

       Вообще говоря, Череп символизировал Смерть с большой буквы,

древнюю Смерть, сгубившую человеческую цивилизацию, но имелось у него

еще одно значение - смерть гадающего или кого-то, кто присутствует при

гадании. За себя Иеро был спокоен - ведь вместе с Черепом выпали Птица

и Сапоги; но что сказать насчет Сигурда? Возможно, северянин погибнет,

а потом начнется кровопролитная резня между колдовским отродьем и

бондами, о чем предупреждают Щит и Меч? Или в битву ввяжется он сам

и прикончит противника? Оба толкования были возможны, и священник,

задумчиво покачав головой, сгреб остальные фигурки и опустил в мешочек.

Так ли, иначе, он был уверен в одном: если придется сойтись с Олафом -

хоть в ментальном поединке, хоть с мечами, копьями или на кулаках - он

скрутит колдуна ровно за одну минуту.

       Олаф уже успокоился и глядел на него, скаля зубы.

       - Ну, жрец-бродяга, твоя очередь. Каким будет предсказание?

       Внезапно в глотке у Иеро пересохло; он понял, что не уйдет

отсюда, пока жив этот человек. Пусть Олаф не имел видимых связей

с Нечистым, пусть его ментальный дар не мог устрашить даже ребенка,

пусть! Этот человек был убийцей и тираном и, каким-то непонятным

образом, внушал соплеменникам ужас. Значит, тут ему не место.

       Священник усмехнулся в ответ на кривую ухмылку колдуна.

       - Не знаю, чем кончится поединок, но вот твои дела плохи.

Похоже, этот день тебе не пережить. Ты сдохнешь здесь, на этом

помосте, на своих коврах, и я выдеру из твоего уха серьгу. Ту, за

которую ты сейчас схватился.

       - Раньше я спляшу на твоем трупе! - хрипло рявкнул колдун

и махнул стражам: - Огня, недоношенные щенки! Побольше огня! Чтобы

хватило и на жреца, когда он поползет в костер! На четвереньках, как

я прикажу!

       - Кажется, он раздумал брать меня в рабы, - сообщил Иеро брату

Альдо и повернулся к ристалищу.

       Пламя вокруг него поднялось стеной, люди отшатнулись, а Гимп

с проклятьем хлопнул по объемистому животу - видно от шальной искры

затлела куртка. Рыжие огненные языки, с треском пожиравшие хворост,

ненадолго скрыли бойцов, и минуту-другую священник видел лишь смутные

силуэты, что метались по площадке, да слышал ритмичный звон, когда

стальные лезвия били друг о друга.