Я кивнул.

– Полагаю, вы захотите, чтобы я зашел к вам и взглянул на материалы судопроизводства.

Он пожал плечами.

– «Захотите» – не совсем то слово, которое следовало бы употребить, – откровенно заявил он. – Если быть до конца честным, признаюсь, что иметь вас всегда под рукой дает мне возможность чуть‑чуть пойти на поводу у своей собственной лени. По моему мнению, папочка слишком увлекся и склонен злоупотреблять использованием вас, и в конце концов всё может обернуться так, что его некогда острые клыки слегка затупятся.

Я был немало удивлен его готовностью открыто признать это.

– Сожалею, что вы все именно так понимаете. Если желаете, чтобы я остался, то я остаюсь на корабле.

Он отмахнулся от моего предложения.

– Благодарю, но папеньке захотелось бы повесить и вас, и меня, если бы он услышал, что мы говорим. – Опустив глаза, он снова потянулся к компьютеру, мысленно уже поставив точку в этом вопросе, но добавил: – Вы, конечно, можете побыть для меня чем‑то вроде костылей, но, Бенедар, согласитесь – две недели на костылях меня в инвалида не превратят.

– Согласен с вами, сэр. – Я собрался с духом. – Хотя думаю, что в большинстве случаев именно два  костыля сработают лучше, чем один.

Он был парень сметливый, ничего не скажешь. Его мысли из дня завтрашнего мгновенно перекочевали в события недавнего прошлого.

– Вы что, предлагаете… – тихо начал он и вдруг снова быстро поднял взгляд на меня. – Как вы думаете, что я сейчас скажу?

И в его глазах при этом, к моему вящему изумлению, не было никакой жажды крови, всего лишь маленькие поблескивающие льдинки, которые способны были напугать гораздо сильнее, чем любая ярость или угроза. Но по‑своему и я был нисколько не менее упрямым, чем он, и не пожелал отступать.

– Да, сэр. Здесь у вас открывается уникальная возможность, такая, которую ваш отец, вероятно, и не смог бы предугадать.

– Вы желаете, чтобы я притащил эту зомби на деловую встречу руководителей высшего ранга? – Лед в его глазах твердел. – И вы думаете, я поверю, что мой отец одобрил бы такое?

– А почему бы ему и не одобрить? – возразил я. – Ведь никто из них не обязан знать, кто она и откуда.

– Бенедар, она – убийца, приговоренная к смертной казни.  Вы что, забыли?

– Хорошо, хорошо, да, – признал я. – Но поскольку мы не собираемся допускать ее до небоскребов и бомб…

Именно это и следовало сказать. Глаза Рэндона медленно вылезли из орбит, но некоторое время спустя он мрачно кашлянул, и лёд в его глазах стал таять.

– Я понимаю, что вы в полной мере осознаете, что если я приведу с собой на эту встречу преступницу, то до конца своей жизни не оправдаюсь за этот проступок.

Я пожал плечами.

– Репутация человека, который может быть не всегда предсказуемым, возможно, окажется полезной для вас. Это отлично известно вашему отцу.

Целую минуту он пристально смотрел на меня, не говоря ни слова. Потом он снова кашлянул, но на этот раз тихонько, почти ласково.

– Похоже, что вы не собираетесь никого дурачить, – наконец, произнес он. – Я понимаю вашу игру. Вы хотите, чтобы эта маленькая кампания в защиту невинно осужденной захватила меня так же сильно, как и вас. А сделать Пакуин более полезной для меня живой, а не мертвой, может быть неплохим началом, не так ли?

Да, он, несомненно, сметлив.

– Хорошо, эту часть мне придется признать, – без особого смущения согласился я. – Но все же есть еще и логика. Особенно её сила ощущается, если предположить, что люди из «Эйч‑ти‑ай» в курсе того, что и я приду.