Не прошло и минуты, как он вернулся.
– Мистер Бенедар? – пригласил меня войти лейтенант, стоя в дверном проеме. Я собрался с духом и прошел мимо него в кабинет.
Адмирал Фрейтаг восседал за столом, сиявшим просто вызывающей чистотой, уставившись туда, где, видимо, должен был находиться геометрический центр помещения.
– Мистер Бенедар, – поприветствовал он меня немного лениво, не поднимаясь с кресла. – Благодарю, лейтенант, можете идти.
Лейтенант безмолвно кивнул и закрыл за собой дверь.
– Позвольте выразить вам признательность за то, что вы согласились меня принять по столь маловразумительной записке, – сказал я в ответ.
На лице Фрейтага появилась поразившая меня улыбка. Вот, оказывается, у кого перенял ее лейтенант.
– На Солитэре, мистер Бенедар, признательность выражают в чем‑нибудь конкретном.
Я жестом указал на лежащую перед ним записку.
– А здесь это выражено абстрактно?
– Это как сказать. «Меня зовут Джилид Рака Бенедар. Мне известно, что вы собираетесь предпринять ряд действий, направленных против контрабанды. Полагаю, что имею возможность помочь вам». Ничего конкретного.
– Расписывать все в деталях не входило в мои планы. – Я заметил, что он не прочитал мою записку, а воспроизвел ее по памяти. – И ещё мне кажется, что на Солитэре конкретные вопросы обсуждаются лично.
Сгибая и разгибая пальцы, он откинулся на спинку кресла.
– Хорошо, теперь мы беседуем с вами лично. Почему бы вам не начать с того, что мне следует предпринять против этих якобы существующих контрабандистов? – с иронией спросил он.
– Если принять во внимание ваши ограниченные возможности, то вы предпринимаете лишь то, что в ваших силах: обхаживаете высокие инстанции и пытаетесь опровергать всякого рода слухи, убеждая себя в том, что поступаете правильно, и при этом еще нравитесь самому себе.
Надо отдать ему должное – выдержка у него была что надо. На лице адмирала не отразилось ничего, ни малейшего следа удивления или возмущения моим откровенным выпадом. Так же, впрочем, как и согласия с моими словами. Если бы на моем месте был обычный человек, не Смотритель, тот, конечно, ничего не успел бы заметить.
– Слишком многие слабости удается вам увидеть в натуре человека, – мягко сказал он.
– Отнюдь. Ведь вы вчера вечером владели собой куда лучше, чем можно было подумать, глядя на вас. Более того, вы выглядели вполне бодро и достаточно бдительно для человека, который появляется на этих балах у губернатора в основном для того, чтобы воздать должное бесплатным напиткам.
Он долго и пристально смотрел на меня.
– Мне еще ни разу не приходилось общаться со Смотрителями, – наконец, ответил он. – Ведь не очень многие нынче отваживаются покинуть свои поселения, правда?
– Для Смотрителя особенно легко заметить интересное именно в тех случаях, когда он – лицо нежелательное, – спокойно ответил я.
– А поскольку вы – люди религиозные, то предпочитаете лечь и умереть, нежели побороть все эти предрассудки, – заключил он.
И я истинно говорю тебе: не противься нечестивцам…
– Дело в том, что сопротивление иногда доставляет больше несчастий тому, кто сопротивляется, нежели его противнику, – сказал я. Ответ получился у меня сам собой, он пришел из далеких детских лет. Я даже не мог окончательно решить для себя, действительно ли верю в это. – Понимаю, что вы очень ограничены во времени, но…
– Что конкретно вы можете предложить? – задумчиво спросил он.
– Поддержку в том, что вы уже предпринимаете: в попытках определить, какая именно корпорация из представленных на Солитэре сотрудничает с контрабандистами. |