В его глазах появилось понимание… понимание и гнев.

– А поскольку судебные органы запретили вам получить солитэрянина, вы решили обратиться ко мне?

– Да, сэр, – осторожно согласился я. Не ожидал от него такой реакции, я растерялся. – Не понимаю, почему вы придаете этому такое большое значение. Ведь мы просто помогаем друг другу. И…

– Я не люблю, когда меня используют, Бенедар, – перебил он. – Особенно, в качестве игрушки в чьих‑то руках. Значит я, по‑вашему, должен вмешаться, снабдить вас контрабандистом в качестве зомби, и все станут довольны и счастливы, так?

– Не только это, – ответил я, пытаясь пробраться сквозь дебри его эмоций. – Я бы мог еще и оказать вам помощь в обнаружении связей контрабандистов…

– Откуда? Откуда вы оказали бы мне помощь? Из Портславы? Полно, Бенедар, я не так глуп. Вы заполучите этого зомби и будете таковы, а я останусь здесь, застряну на половине работы в окружении преступников, которые тут же забьют тревогу по тому поводу, что я, оказывается, не такой уж дурак, несмотря на все мои предыдущие усилия убедить их в обратном. – Он внезапно смолк, видимо подумав, что исповедуется перед чужаком. – Но впрочем, как вы совершенно справедливо заметили, детали не столь важны. Важно то, что если я не вымету эту паутину в один присест и сразу всю, целиком, то все окажется пустой затеей. Так что ни вам, ни вашему якобы невиновному зомби в этом плане места не предусмотрено. Всего хорошего, мистер Бенедар.

Я судорожно глотнул.

– Адмирал, это вопрос жизни и смерти…

– Всего хорошего,  мистер Бенедар.

– Адмирал…

Позади меня открылась уже знакомая дверь и послышались осторожные шаги лейтенанта.

– Сюда, пожалуйста, – гаркнул он мне чуть ли не в самое ухо. По тембру его голоса мне стало ясно, что он не остановится и перед применением силы в случае необходимости.

Я пристально разглядывал Фрейтага, надеясь в выражении его лица отыскать для себя хоть какую‑нибудь зацепку. Но если она и была, то где‑то очень‑очень глубоко, и я не мог ею воспользоваться.

Без единого слова я повернулся и вышел. Одна за другой все возможности спасти, избавить Каландру от гибели, рассыпались в прах и исчезали.

Когда я, измотанный эмоционально и физически, с гудящими от многочасовой ходьбы ногами, вернулся в «Край радуги», на корабль, наступил вечер. Проходя через ворота, я нашел в себе силы поприветствовать Дэйва Иверсена и Секою, после чего отправился к себе в каюту. Я намеренно не стал больше никуда и ни к кому заходить. Оказавшись у себя, я без сил плюхнулся на койку, вперив бессмысленный взгляд в потолок… и стал думать.

Адмирал Фрейтаг, губернатор Рыбакова, Управление по координации деятельности полиции, даже Верховный суд Солитэра – я был везде, стучался во все двери. Я исследовал всю бюрократию Солитэра, пройдя ее по горизонтали и по вертикали в поисках того, кто мог бы мне помочь.

Но не мог никто. Или же не хотел.

Когда я закрыл глаза, захотелось вволю выплакаться. Я не противился слезам. Слезам отчаяния, беспомощности. Меньше чем через двенадцать часов мы отправляемся на рудники колец. Каландра обречена.

Даже я больше был не в состоянии тешить себя очередной призрачной надеждой. Как только мы окажемся за пределами Солитэра, вдали от центра, от правительственной системы и ее верховных судебных органов, всем надеждам наступит конец. От Колетта до Солитэра четыре дня пути, следовало добавить сюда еще по меньшей мере несколько дней, необходимых для судебного разбирательства, и даже если предположить, что судьи разрешат использование наркотиков, развязывающих язык подсудимым для ускорения хода дела, все равно не оставалось никаких шансов на то, что контрабандист будет приговорен к смертной казни в течение тех двенадцати дней, оставшихся до нашего отлета из системы.