– Не понимаю!

– Мне бы хотелось выяснить, насколько… насколько уравновешенным человеком была Катя?

– То есть не была ли она сумасшедшей? Это вы хотите узнать?.. Нет, не была! Тихая, скромная девочка. Во всяком случае, обращаться к невропатологу повода не давала.

– Вы говорили, она ощущала необычную легкость?

– Я говорил?

– Там, в приемной.

– Не помню. Хотя она действительно смеялась, подпрыгивала, называла себя «мыльным пузырем», пребывала в приподнятом настроении…

– Давно?

– Что «давно»?

– Когда вы заметили эту страсть к преодолению гравитации?

– Вероятно, весной… Да, весной. Весной все чувствуют прилив сил. Я не знаю, как это произошло. Мы находились в соседней комнате, когда услышали крик. – Масличкин снова замолчал. Совсем непохожая на него Катя весело смотрела на Першина с траурного портрета. – Послушайте, доктор, чего вы хотите? Нас уже допрашивали – порознь и вместе. Никаких причин для самоубийства у Кати не было и быть не могло, это был несчастный случай. Она полезла на балкон, у нас там стол‑«книга» стоит, поскользнулась или споткнулась… Да зачем теперь устанавливать причину, зачем вы льете уксус мне на рану, вы что, получаете от этого удовольствие, черт возьми?!

Першин сделал успокаивающий жест обеими ладонями и поспешно встал:

– Простите, простите меня. – Оставаться здесь дольше было бы кощунством. – Понимаю вашу боль, но поверьте, мне тоже искренне жаль Катю.

Масличкин снова кивнул и поднялся, опасаясь, что непрошеный гость задержится с уходом.

И все же, взявшись за ручку двери, Першин как бы невзначай задал вопрос, ради которого пришел:

– Мы возвращались с Натальей Иосифовной одним самолетом. Я хотел подвезти вас на своей машине, но вы приехали на «форде» с каким‑то высоким мужчиной. Это ваш телохранитель?

Вопрос явно застал Масличкина врасплох.

– Это не моя машина, – ответил он после секундного замешательства. – И у меня нег телохранителя. Я спешил и нанял частника. Почему вас это интересует?

Для того чтобы уличить его во лжи, у Першина не было аргументов.

– Дело в том, что этот «частник» мог бы дать вам некоторые разъяснения по поводу моей «командировки». Чтобы у вас не осталось мысли, будто я бросил Катю и отправился отдыхать на курорт! – резче, чем следовало, сказал он.

– Не нужно мне никаких разъяснений, доктор. У меня нет к вам претензий. Всего хорошего.

Тем не менее руки Масличкин не подал, и Наталья Иосифовна, чей силуэт виднелся за матовым стеклом кухонной двери, проводить его не вышла.

Оказавшись в темном, внезапно опустевшем дворе, Першин закурил. Угнетало чувство, будто ему наплевали в душу, причем сделали это не из мести или злых побуждений, а походя – не принимая в расчет существования в нем души как таковой. Но делать ничего не оставалось, кроме как проглотить незаслуженную обиду. Мимикрия рыжей Масличкиной – все это театральное заламывание рук, патетическое восклицание о гениальности, экзальтированное поведение на сочинском рынке, – которую Першин принимал за издержки характера несостоявшейся опереточной актрисы, получила объяснение, его не удовлетворявшее, но теперь ему стало решительно безразлично, что думает и как относится к нему эта вздорная мещаночка, отправившаяся на курорт назавтра после похорон дочери, дабы не пропала путевка, и притащившая оттуда ящик с фруктами, потому что купила их на рубль дешевле.

Подчеркнутая неприветливость директора МО АПЗТ «Ной», как значилось в визитке Масличкина, его откровенная ложь о якобы случайно остановленном в аэропорту частнике занимали теперь Першина куда больше.