– Который сейчас час? – прикурив, спросил Моцарт, чтобы что‑нибудь спросить.

Охранник промолчал.

– Спасибо. А число какое?

– Много разговариваешь, – угрожающе скрестил на груди руки охранник.

«Ударить его, что ли? – подумал Моцарт, но потом решил отказаться от этой затеи. – Отвезут меня на кладбище, а на обратном пути захватят другого врача – только и всего. И почему люди не живут по‑человечески?..»

– У‑у, рожа, – сказал он вслух в адрес охранника, заперев за собою дверь туалета.

Здесь было единственное зарешеченное вентиляционное окошко, мигающая люминесцентная лампа под потолком и зеркало над раковиной. Из зеркала на него смотрел худой, заросший щетиной человек с нечесаными волосами и покрасневшими белками глаз. Моцарт включил воду, умылся. Едва он успел промокнуть лицо бумажным полотенцем, дверь распахнулась.

– Эй, эскулап! На выход, живо! – потребовал толстяк.

– Называйте меня, пожалуйста, на «вы», хорошо? – не сдержался Моцарт.

Охранник схватил его за плечо, сдавив в пятерне кожу вместе с халатом, рванул на себя и отступил. Моцарт вылетел в коридор, не удержавшись на ногах, упал на четвереньки.

– Еще одно слово…

Договорить толстяк не успел: удар подошвой в голень заставил его взвыть и согнуться. Последовала оглушительная пощечина, которая произвела на него большее впечатление, чем удар ногой или кастетом. Несколько секунд он таращил глаза, потом приподнял Моцарта за грудки и прижал к стене.

Моцарт случайно коснулся рукой пистолета. Не думая, чем это может для него кончиться, выхватил его из‑за ремня и ткнул ствол в толстый живот обидчика.

– Я т‑тебе к‑кишечник п‑прострелю, – пообещал, заикаясь на каждом слове, – а штопать не буду!..

Охранник ослабил хватку и отступил, но в следующее же мгновение заученным приемом отбил державшую пистолет руку, развернулся и нанес Моцарту оглушительный удар локтем – на два пальца выше правого уха.

Моцарт рухнул на пол…

– Очнись, эскулап! – хлопали его по щекам. Какой‑то человек совал в нос вату с нашатырем: – Очнись!

Он обвел комнату помутневшими глазами. Стоны пациента, пробивавшиеся сквозь звон в ушах, медленно возвращали его в реальность.

– Вставай же, раненый умирает! – требовательно тряс его высокий.

Над диваном, куда его перенесли, нависали злые лица охранников.

«Интоксикация, – понял Моцарт по надрывным стонам. – Может начаться внутреннее кровоизлияние…»

Кто‑то вылил на него стакан воды.

– Встать!

Он набрал в легкие воздуха и хрипло выдавил:

– Пусть… толстяк… извинится.

Воцарилась пауза. На требование никто не реагировал.

– Я сказал, займитесь больным! – произнес сквозь зубы высокий.

– А я сказал – пусть он извинится…

Стоны неожиданно прекратились.

– Пристрелить его? – услышал Моцарт неповрежденным ухом.

– Стреляйте, – разрешил он и закрыл глаза.

То, что угрозы перестали действовать, привело бандитов в замешательство.

– Вы что там, охренели?! Он уже не дышит!..

– Ладно, – с угрозой произнес высокий и принял решение: – Зови его сюда!

Секунд через десять обидчик предстал перед Моцартом.

– Извинись, – приказал высокий.

– За что? – задохнулся тот. – Он на меня напал, хотел обезоружить…

– Я сказал: извинись.