— Я чувствую, что тебя в больницу не тянет.

— Ты права, — помедлив, сказал Зуев. — Я в Афгане всяких «двухсотых» насмотрелся, а Размахов, если и ждёт кого-нибудь, то, конечно, не меня.

На следующее утро Зуев проснулся в дурном настроении, осторожно, чтобы не потревожить жену, поднялся с кровати и прошёл на кухню. Кофе его взбодрил, но душевное спокойствие не вернул, и он, подойдя к окну, посмотрел на свою «шестёрку», припаркованную возле подъезда, взял авоську, положил в неё кусок колбасы, лимон, шоколадку, стараясь не шуметь, открыл входную дверь и покинул квартиру.

Новый аккумулятор помог завестись движку сразу, Родион дал ему поработать вхолостую и стал протирать запотевшие стёкла. Хлопнула входная дверь, он обернулся и увидел жену, которая, прикрыв наготу плащом, выскочила из квартиры следом за ним.

— Ты куда?

— В больницу к Размахову. А ты что подумала? — сказал Зуев. — Испугалась, что убегу?

— Мне стало страшно. Проснулась, а тебя нет, — жалко улыбнулась Галя.

«Она меня любит», — самодовольно подумал Зуев, наблюдая в зеркало заднего вида, как жена машет рукой ему вслед. Две недели семейной жизни пролетели для него одним махом, и Галя ни в чём не обманула его в своих обещаниях. Она всегда и во всём, особенно перед незнакомыми людьми, подчёркивала, что её муж — голова затеянного кооперативного предприятия, а она — всего лишь помощница и советчица, и такой семейный расклад Зуева вполне устраивал.

Было ранее утро, но Родион, ставший за несколько дней пробивным и настойчивым, не сомневался, что в палату пройдёт без всяких затруднений. Его малиновый пиджак и поблескивающее на шее золото ослепили больничную обслугу, и только на этаже, где размещался ожоговый центр, дежурная медсестра слабо вякнула: «Вы куда?» Но тотчас сникла в своей наполовину стеклянной будке.

После подъёма прошло уже около часа, и в палате санитарка помогала беспомощным больным промыть глаза и облегчиться. Размахов, лёжа на двух подушках, имел под собой судно, и санитарка, стоя возле кровати, требовательно на него поглядывала.

— Ты уж поднатужься, милок, поднатужься. Тебе уж два дня, как надо облегчиться. Сейчас твоя Вера Петровна позвонит, и что я ей скажу?.. А ты что, к нему?

— Если это Размахов, то к нему, — сказал Родион и, перехватив взгляд пострадавшего, тотчас его узнал.

— Вынесешь «утку», когда облегчится, — велела санитарка. — Вымой её как следует и поставь под кровать.

— Она уже полная! — воскликнул Зуев. — Или ты нюх потеряла?.. Вот тебе два рубля, и мы квиты.

Санитарка ловко, одним движением, вытянула из-под Размахова судно и, держа его на вытянутых руках, вынесла из палаты.

Зуев положил два рубля на тумбочку и наклонился к Размахову.

— Сергей…

— Не ожидал меня увидеть таким?

Зуев пододвинул стул к койке и присел.

— Что врачи говорят?

— Ничего хорошего не обещают, — слабым голосом произнёс Размахов. — К операции готовят.

— Когда операция?

— Завтра. Ты возьми в тумбочке виноград и дай мне. Что-то сушит горло… А ты изменился, хотя, может, этот пиджак тебя переменил.

— Я женился, — сказал Зуев. — Помнишь, я об этом говорил.

— Нет, не помню, но поздравляю. Свадьба была?

— Через месяца три, ближе к Новому году гульнём. И ты к этому времени поправишься. Были бы кости, а мясо нарастёт.

— Вряд ли, — прошептал Размахов. — Впрочем, всё на волоске.