— Может, тебе лекарство какое нужно? — заговорил Зуев, чтобы ободрить Размахова. — У моей Гали связи в аптекоуправлении. В конце концов пусть тебя отправят в Москву. Сейчас медицина добилась многого — сердце пересаживают, недавно кому-то кисть руки пришили. Сейчас наука уже близка к тому, чтобы удлинить жизнь человека вдвое, до ста пятидесяти лет…

Зуева остановили хлюпающие звуки, которые стал издавать Размахов. Родион наклонился к нему и по глазам понял, что тот смеётся.

— Это здорово, что человек будет жить вдвое дольше, только как жить? — Сергей глянул на Зуева. — Заменят ему сердце, почки, даже голову, но кто ему другую душу даст, кроме бога?.. Над душой доктора не властны, они даже уверены, что её нет вовсе.

Размахов заворочался на скрипучей кровати, издавая звуки, которые можно было принять и за смешки, и за всхлипывания.

Родион поднялся со стула и озабоченно наклонился над ним.

— Тебе что-нибудь надо?

— Мне уже ничего не надо, — сказал Сергей. — Этой ночью я понял, что со мной происходит и через что мне предстоит пройти.

— Может, не будем о грустном? — весело сказал Зуев. — Я на все сто уверен в твоём выздоровлении.

Из-под марлевой повязки, покрывающей почти всё лицо Размахова, опять послышались булькающие звуки.

— Этой ночью я понял, что нахожусь за порогом жизни, в том самом промежутке, который отделяет её от смерти. Ты знаешь, что такое смерть?

— Я о ней никогда не думал и не хочу думать, — пробормотал Зуев. — Даже в Афгане не думал о ней.

— Я знаю, что моё преображение началось не так, как у других людей это происходит— после смерти, — хрипло выдохнул Размахов. — Ведь я не просто обгорел, а наполовину освободился от кожаных одежд; врачи возле меня хлопочут, но они не в силах возродить мою плоть, которая мешает высвободиться из неё душе. Ты бы им сказал, чтобы они не мучили меня, оставили в покое…

— Я этого не слышал, Сергей, — сказал Зуев. — А ты этого не говорил. Ты просто обязан выздороветь.

Размахов часто задышал и закрыл глаза. Родион подвинулся к нему и поднёс к растрескавшимся губам виноградинку.

— В человеке с часа его рождения что-то да умирает, — сказал Размахов. — Но он живёт до тех пор, пока его душа не покинет тело. А её на привязь не посадишь, придёт срок и улетучится.

Закончить разговор им не дала старшая медсестра, которая властно скомандовала, чтобы посторонние покинули помещение. Начинался утренний обход больных лечащими врачами, и Зуев, облегчённо вздохнув, простился с Размаховым и торопливо покинул больничную палату. Слова, сказанные Сергеем, разбередили его собственную душу, и она откликнулась на чужое горе слёзным постаныванием о своей неизбежной участи — пострадать за грехи, которые человек совершает, не думая о последствиях. Но думал об этом недолго, до первого перекрёстка, где чихало, пыхтело и тарахтело скопище машин, готовых ринуться на главную улицу города.

7

С приездом Олега жизнь Веры Петровны приобрела осмысленную полноту. Она приняла его как родного внука и стала относиться к нему со всей теплотой и заботливостью, чего тому всегда не хватало в своей семье, где мать уделяла всё внимание детям от второго мужа и к первенцу относилась с прохладцей, которую тот не мог не заметить. Во всяком случае, она его не избаловала, и, приехав к отцу, Олег вёл себя скромно, не пялился в телевизор, а принялся изучать устройство автомобиля, надеясь со временем оседлать отцовский «уазик».

Сегодня, после школы, он опять засел в гараже, и Вере Петровне пришлось, открыв окно, звать его к столу.