— Спасибо, — поблагодарил старика Размахов. — Дерево для меня самое больное место. Кирпич мне обещали достать, а на лесоторговой базе — всё только по блату.
— Ты за свои деньги думаешь покупать?
— А за чьи же? Никому это дело не нужно. Вон, пишут, на милицию денег не хватает, где ж найдут на церковь.
— Это так. Порастрясли правители Россию. Была купчиха, а сейчас побирушка-нищенка. Ничего не осталось, всё профукали. Но лишь бы бог к нам повернулся, и всё будет. Я ведь всю жизнь верующий. Этим, можно сказать, и выжил и на высылке, и на фронте. Но иногда так прижимало, что сомневаться начинал. А проживёшь день без бога, и ещё тягостнее сосёт душу пустота.
Колпаков невольно затронул самый сложный и не решённый ещё до конца для Сергея вопрос. Но говорить об этом ему не хотелось, он работал и не расположен был думать о том, в чём пока ещё окончательно не определился.
Старик вдруг встрепенулся и, указывая глазами за спину Размахова, сказал:
— Вот помянул ты милицию, а она как раз здесь. Участковый идёт, Костька Хоботов. Я ему уши не раз накручивал. Любил пацаном по чужим садам шастать.
Сергей услышал за спиной шаги участкового, но не обернулся.
— Здравия желаем! Участковый Хоботов! — милиционер приложил правую руку к козырьку выцветшей фуражки. Он был без оружия, через плечо у него висела сумка, раздувшаяся от бумаг.
— Здравствуй, милок! — сказал Пётр Васильевич. — Ну, что, нашёл Дуськиного борова? Может, он в грязи утоп за болотом? Они там завсегда в это время рюхаются. Помнишь, и телок Максима там утоп, а?
— Тут, дед Пётра, дела поважнее пропажи борова наворачиваются.
Пётр Васильевич насторожился и подался вперёд. Чтобы лучше слышать, он приставил ладошку к правому уху.
— Это какие ж дела, товарищ сержант? Может, летающая тарелка на калде села? Или райисполком в уездную управу переименовали недобитые власовцы?
— Шли бы вы, гражданин Колпаков, к постоянному месту жительства, а то в свидетели запишу.
— Пиши, — смиренно сказал старик. — Мне товарищ Сталин за неделю плена двадцать пять лет дал. Выдюжу и в свидетелях, только учитывай состояние моего здоровья.
— Свидетель мне как раз и нужен, — значительно произнёс Хоботов и, устроившись на стопке кирпичей, достал из сумки авторучку и пустой бланк протокола.
Размахов с любопытством смотрел на эти канцелярские приготовления участкового и от нечего делать крутил колесо перевёрнутой тачки.
— Итак, — начал Хоботов, — уточним анкетные данные. — Размахов?
— Сергей Матвеевич.
— Предъявите паспорт.
Сергей, не торопясь, ушёл в храм, вернулся и подал участковому документ. Тот его перелистал и недовольно хмыкнул.
— Вы прописаны в городе. Почему не зарегистрировались по новому месту жительства? Я имею полное право вас оштрафовать за нарушение паспортного режима.
— Не возражаю, — сказал Размахов. — Штрафуйте.
— Погоди, Костя, — вмешался Колпаков. — Он у меня живёт, это я по старости забыл о своём жильце известить паспортистку.
Хоботов не обратил на слова Петра Васильевича внимания и опять приступил к Размахову.
— Где работаете?
— На авиазаводе инженером. Сейчас в отпуске.
Других вопросов Хоботов не задавал. Закусив нижнюю губу, он что-то писал, временами останавливался, тёр переносицу и вновь продолжал строчить. Наконец участковый закончил свою работу.
— Оглашаю смысл протокола. Некто гражданин Размахов на протяжении двух-трёх недель ведёт незаконные работы в здании бывшей хмелёвской церкви, которая является государственным имуществом, а посему имеется налицо факт самоуправства со стороны гражданина Размахова С. |