Он протянул Сергею протокол. Тот прочитал казённую бумагу и молча протянул её сержанту.

— А роспись? — спросил участковый.

— А зачем она, товарищ сержант? Вы что, газет не читаете? Сейчас по всей стране идёт восстановление памятников истории. А вы с протоколом. Я, конечно, жаловаться на вас не буду, хотя самоуправство проглядывает как раз с вашей стороны. Но вдруг кто-нибудь напишет жалобу? Вот хотя бы Пётр Васильевич…

— И напишу, — угрюмо сказал старик. — В самый Верховный Совет напишу. Ты брось, Костька, эту протокольную бумагу. Иди лучше борова ищи.

— Вы мне не указывайте, гражданин Колпаков! — взвинтился участковый. — Протокол я переправлю куда следует.

— Вот узнает бабка Фёкла про твои протоколы и не отпишет тебе сберкнижку, — уел участкового Колпаков. — Отдаст на восстановление храма, а тебе — шиш! И вообще, если ты настаиваешь, мы могём общество организовать. В Хмелёвке верующих много.

— Значит, отказываетесь подписать протокол? — повторил Хоботов.

— Не вижу в этом никакого смысла, — ответил Сергей. — Я восстанавливаю храм. Вот и всё.

— Нет, не всё, — сказал сержант, поднимаясь с кирпичей и отряхивая от красной пыли штаны. — Протоколу будет дан ход. А там уж как решит начальство.

Хоботов сложил бумагу, засунул её в сумку и направился на улицу.

Размахов поднял тачку и, не оглядываясь, покатил её в церковь. Он был недоволен задержкой в работе.

— Слышь-ка! — окликнул его Пётр Васильевич. — Ты не пужайся, мы тебя от Костьки обороним. А я пойду, мне полежать надо.

«Смешные люди, — думал Сергей, нагружая в тачку мусор. — Никто меня не оборонит, раз они за это дело взялись. Ведь две недели работал, и участковый этот приходил. Даже разговаривали. А тут как прорвало, сразу протокол, свидетели… Наверное, батя пронюхал, чем я занимаюсь, и начал дёргать за ниточки».

Перспектива милицейского преследования, а придраться к нему труда не составляло, огорчила Размахова. Конечно, он ни в коем случае не хотел отстраниться от своего дела, но имевшийся у него опыт говорил, что от него теперь не отстанут. Участковый начнёт стряпать протокол за протоколом, а там и из райцентра на подмогу следователь приедет, прокурор дело раздует, и вместо работы надо будет ходить по всяким кабинетам и оправдываться, что ты ни в чём не виновен, а делаешь нужное людям дело.

Последнюю тачку Размахов вывез, когда уже стало вечереть, затем нарвал полыни, сделал несколько веников и чисто подмёл пол. Очищенный от завалов мусора храм стал непривычно пуст и гулок. Сергей приставил ко рту ладони, вполголоса гукнул, и эхо, отражаясь от стен, ударило в купол, спугнув голубя который постоянно кружил вблизи храма, а иногда совсем близко подлетал к Размахову и, опустившись на землю, ходил вокруг него и погулькивал.

Остатки росписи на стенах были покрыты сетью трещин, но всё равно в ней была глубокая трагическая целостность, задевавшая за душу человека, будто он находился в преддверии чего-то такого, где ему должен открыться вечный смысл бытия. Эти чувства возвышали душу, и Сергей представил себе, как будет выглядеть храм через год, больше времени он себе не давал, когда он будет полностью восстановлен. Ещё в свой первый приезд он сфотографировал его целиком и в деталях, чтобы сохранить его вид для сравнения с тем, что будет сделано.

Сергей взял молоток и вышел во двор.