сообразил, что произошло, -  и  так  обрадовался,  что  забыл  о  недавних

мучениях...

   Да, Констанс... Что было бы со мной, если б я не встретил  ее?  Она  не

права, я вовсе не искал в ней черт Валери, меня привлекали  ее  цельность,

ее спокойная сила и ясность... Впрочем, кто  знает...  Констанс  понимает,

возможно, больше меня самого. Ведь были такие дни,  когда  ее  спокойствие

казалось   мне   слишком   невозмутимым,   почти   мистическим,   лишенным

человеческого обаяния. В самой сильной и верной  любви  есть  свои  черные

дни, есть полосы кризисов, и я не раз уже думал, что Констанс  рассудочна,

равнодушна, что ее спокойствие опирается  не  на  силу,  а  на  отсутствие

эмоций, что нет в ней истинной доброты, нет живого огня. Было и  такое,  и

она это знала. Не путем телепатии; ведь она раньше, до  катастрофы,  могла

воспринимать мои мысли и чувства либо в момент какого-то очень высокого их

напряжения - как при встрече с Валери, -  либо  когда  я  сам  сознательно

передавал ей что-то на расстоянии. Просто она  всегда  была  внимательней,

проницательней, тоньше...

   Робер часто подсмеивался надо мной, уверяя, что в моем организме  явный

избыток женских гормонов и психика у меня  скорее  женская,  чем  мужская.

Может  быть,  это  и   так;   ведь   принято   считать,   что   повышенная

чувствительность, острая потребность в любви и дружбе, в опоре и защите  -

это чисто женские черты. У меня они, видимо, существуют от  рождения;  то,

как сложилась  моя  жизнь,  в  одинаковой  мере  определяется  и  внешними

обстоятельствами и особенностями моей психики.

   Да, война дважды разрушала все вокруг  меня;  но  будь  у  меня  другой

характер, я вел бы себя по-другому. Прежде всего я мог не  реагировать  на

все так резко и бурно. Мало ли у кого распадалась семья в  наше  время,  и

далеко не все  делают  из  этого  трагедию.  Тем  более  что  у  меня  все

складывалось не так уж плохо. Отец всегда старался помогать мне - это мать

отказывалась от помощи, потому мы с ней  так  и  бедствовали,  -  а  потом

Женевьева сразу приняла меня, как родного сына. Потеряв Валери, я  тут  же

встретил Констанс, идеальную жену и подругу.

   Выходило внешне так, что я даже выигрывал от этих перемен. Если б  отец

остался с моей матерью, я вряд  ли  получил  бы  образование;  если  б  мы

продолжали жить с Валери, я не смог бы так много и хорошо работать, как  с

Констанс, которая сняла с меня все житейские заботы, никогда не жаловалась

на нехватку денег, даже если их было явно недостаточно, и  обеспечила  мне

то душевное равновесие, которого мне всегда не хватало. И все же... все же

я не мог  ничего  забыть,  я  не  умел  приказать  себе  -  хватит,  брось

самокопание, не будь слюнтяем.

   Робер еще потому так говорит, что наши с ним взаимоотношения  с  самого

начала строились по  принципу:  слабый  ищет  защиту  у  сильного,  а  тот

милостиво снисходит.