Благородный отец и коварный соблазнитель - прямо из старинной  мелодрамы!"

Если б Жиль реагировал как-нибудь иначе, я, наверное, просто сдался бы. Но

он возразил тоже повышенным тоном, что привлечет меня к ответу "за все эти

штучки с гипнозом", и тут я совсем  разъярился  -  вероятно,  оттого,  что

чувствовал себя виноватым.

   Вспышки такой бешеной ярости у меня бывают крайне редко,  и  я  сам  их

побаиваюсь,  потому  что  теряю  власть  над  собой.  Силы  у  меня  тогда

удесятеряются. В двенадцать лет я чуть не убил человека. Я  был  худеньким

невысоким парнишкой, а мой противник, шестнадцатилетний  силач  Жан,  слыл

опытным драчуном. Но он грязно обругал Женевьеву, и  вдруг  у  меня  перед

глазами пошли красные круги. Я даже не помню толком, как все случилось.  Я

поднял его на воздух и швырнул с такой силой,  что  он  скатился  вниз  по

крутым ступеням бельвилльской улички и два месяца провалялся в больнице  с

переломленными ребрами и пробитым черепом.  Отчасти  из-за  этого  отец  и

Женевьева продали бистро и перебрались  в  XIV  округ,  на  улицу  Алезиа,

распустив слух, что мы вообще уезжаем из Парижа: они боялись, что  Жан  со

своей компанией убьет меня, как только выйдет из больницы...

   Я поднял тяжелый дубовый стул и взмахнул им над головой.

   - Убирайся немедленно, подонок! - крикнул я.

   Жиль понял, что дело нешуточное, и попятился к двери. На  пороге  стала

Натали. Я еле, различал белые пятна их лиц - перед глазами плясали красные

крути, застилая все. Но я услышал, как Жиль властно сказал:

   - Натали, ты идешь со мной!

   - Нет! - крикнул я. - Нет! Натали, не смей!

   Я увидел, что Натали застыла на пороге. Потом она зашаталась  и  упала.

Красные круги прекратили свою бешеную пляску. Я тяжело опустил стул.

   - Видите, что вы наделали! - неожиданно мягки и растерянно сказал Жиль.

   Стоя на коленях,  он  поддерживал  Натали  -  она  лежала  с  закрытыми

глазами, белая как мел.

   - Ладно, вы все-таки уходите, - пробормотал я. - Дайте ей успокоиться.

   - Я-то уйду, раз вы настаиваете. -  Он  поднял  Натали,  уложил  ее  на

диван. - Но разве так можно поступать, если вы  ее  любите?  О  ней  нужно

думать, а не о себе, ведь верно?

   - Ладно, ладно, идите, - повторил я, и он ушел, а я позвал Софи.

   Может, он вправду был совсем  неплохой  парень.  По  крайней  мере  так

уверяла Констанс. Но уж очень все неудачно сложилось.

   Натали вскоре пришла в себя, но весь день пролежала молча, отвернувшись

к стенке. Я решил было ночью внушить ей, чтоб она немедленно уехала в Лион

к Констанс, но вечером у нее было уже около сорока градусов, она  бредила.

Врач сказал, что это вирусный грипп. В девятнадцатом веке это  назвали  бы

нервной горячкой, тем более что болезнь дала осложнение - менингит.

   Констанс немедленно приехала, не успев даже получить моей телеграммы, -

она почувствовала беду. И начала распутывать все, что я так  безнадежно  и

опасно запутал.

   Мало что можно было сделать в таких обстоятельствах.  Констанс  подолгу

беседовала и с Жилем и с Натали, когда той стало получше.