Изменить размер шрифта - +
Потом они входят

в норму, и их перестают замечать. Но до того как они станут обычными,  они

проходят долгий путь и выглядят, может быть, совсем не так,  как  вначале.

Кто знает, как будет проявляться и восприниматься в будущем то, что сейчас

именуется  внечувственным  восприятием,  мозговым  радио,   криптэстезией,

шестым чувством, телепатией - какие еще есть термины для  того,  что  пока

далеко не всем доступно и не всем кажется вероятным, для  того,  что  одни

считают  зачатком  будущего,  а  другие  атавистическим  рудиментом  вроде

аппендикса? Может быть, и вправду жители Земли будут общаться между  собой

и с обитателями других планет  посредством  этого  "мозгового  радио",  не

страдая от разноязычия, не тратя времени  на  изучение  все  возрастающего

количества необходимых языков?

   Будут? Жители Земли? До чего странно, что я сижу и вот так  преспокойно

рассуждаю о блестящих перспективах нашего будущего, словно не понимаю, что

будущего нет. Будущего нет. Ничего уже нет.

   - Ты же не знаешь, что творится на всей планете,  -  опять  вмешивается

Констанс. - Вполне возможно, что и другие уцелели.

   - Да, да, Конечно, - спешу согласиться я. - Ты права. Просто я  еще  не

привык. А где Натали и Марк?

   Констанс вдруг отводит глаза. Я холодею от ужаса.

   - Они... с ними что-нибудь... Констанс!

   - Нет, нет, - торопливо отвечает  Констанс.  -  Пока  ничего.  Но...  я

тревожусь, особенно за Натали. Она хочет говорить  с  тобой,  я  ее  давно

удерживаю...

   - Почему же? - стараясь казаться спокойным, говорю я. - Я и сам хочу  с

ней поговорить.

   Констанс вздыхает.

   - Тебе будет трудно...  Она  очень  странно  настроена...  Я  не  знаю,

сможешь ли ты выдержать...

   В эту минуту Натали появляется на пороге. И я сразу  ощущаю,  что  дело

плохо, что я не выдержу, что не надо этого разговора, нет, не надо, прошу,

молю, не надо. Я пробую внушить это  Натали,  но  убеждаюсь,  что  она  не

воспринимает моих внушений. Это я впервые пробую, после того как внушил ей

забыть Жиля. Я дал слово Констанс, но ведь сейчас...

   - Натали, девочка, не надо сейчас говорить, - мягко и настойчиво шепчет

Констанс. - Папа очень устал, ему тяжело.

   - Не знаю, кому тяжелее, - ломким, безжизненным голосом говорит Натали.

- Я, во всяком случае, больше не могу. Это не  в  моих  силах.  Ты,  мама,

уйди. Я при тебе не могу. Мама, ты все равно  не  защита  мне.  -  Она  не

смотрит ни на Констанс, ни на меня, вообще не поднимает глаз,  и  лицо  ее

кажется в белом свете лампы гипсовой маской. - Мама, я тебя прошу, уйди. Я

больше не могу выдержать. Я не хочу лгать! Ты же сама учила меня не лгать!

Только трусы лгут, да? Так вот, я  не  трушу!  Мне  очень  тяжело,  -  она

судорожно откашливается, - но это не от страха. Да и чего теперь  бояться,

ведь все равно...

   - Натали... не надо, все это не так... - шепотом говорит Констанс.

   - Нет, так, именно так, и ты сама это знаешь! - выкрикивает Натали.

   Она впервые поднимает глаза, и я поражаюсь: она  чужая,  совсем  чужая!

Глаза чужие, холодные, горькие, и лицо,  это  белое,  осунувшееся  лицо  с

глубокими тенями  под  глазами.

Быстрый переход