..
- Мне стыдно, Констанс, если бы ты знала, до чего мне стыдно! - шепчу
я. - Всю жизнь я цеплялся за тебя, всю жизнь был для тебя тяжелым грузом и
сейчас ничего не могу с собой поделать...
Констанс слегка отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза.
- Клод, не мучай себя, - спокойно и ласково, как всегда, говорит она. -
Ты хорошо понимаешь, что для меня ты был всей жизнью, а ведь жизнь - это
не так просто и легко, - она улыбается и привычным жестом приглаживает мои
волосы. - Зачем ты говоришь об этом?
- Потому что я устал... Впрочем, Констанс, ты ведь теперь видишь меня,
все видят меня, а я вдруг ослеп... Ты знаешь, как все это получилось... с
Натали... Почему она... Констанс, ты все понимаешь... почему она так со
мной... Неужели я и в правду преступник?
Констанс тихонько вздыхает.
- Нам всем сейчас очень тяжело, - уклончиво говорит она.
- Нет, нет, я о другом... об апреле...
- Апрель? Что ж, мы ведь говорили об этом еще тогда... Ты поступил
опрометчиво, необдуманно... Натали пришлось очень тяжело...
- Я думал, что она излечилась от этого...
- Излечилась? - грустно переспрашивает Констанс. - Что ты называешь
этим словом? То, что ей удалось разлюбить Жиля при твоей помощи? Но ведь
она ничего не забыла, ты же знаешь!
Да, мы с Констанс тогда решили, что я не должен заставлять Натали все
забыть, потому что ей могло бы показаться, что она с ума сошла. И потом -
этот Жиль: у них с Натали много общих знакомых, рано или поздно они бы
встретились, и тогда опять начались бы разговоры о гипнозе и о нравах в
нашей семье...
Так было благоразумней, конечно. Но лишь сейчас я понимаю, что
происходило все эти месяцы в душе Натали. Первая любовь, первое счастье, в
самом начале, никаких еще плохих воспоминаний, никакой горечи - одни
надежды, мечты, предчувствия... И вдруг все это насильственно обрывается -
и она не может противодействовать, она беспомощна, она чувствует себя
опозоренной тем, что ты с ней сделал, тем, что у нее такой отец. Она
знает, что Жиль и ее начал считать сумасшедшей... Любовь ушла, пускай и
безболезненно. Но ведь осталась память о ней, остались пустота, холод,
чувство бессилия перед моей нелепой и трагической властью... Ну, конечно,
при всем этом должна была возникнуть ненависть ко мне. Ведь это я был
всему виной, я грубо вмешался в то, во что нельзя вмешиваться, все
разрушил, уничтожил - почему, по какому праву? Разве не права Натали,
когда бросает мне в лицо самые страшные оскорбления, когда называет меня
рабовладельцем и фашистом? Она имеет на это право, бедная девочка! Только
бы она выдержала, боже, только бы она нашла силы выдержать все это,
дождаться!..
- Да, да, мы дождемся! - подхватывает Констанс и улыбается мне. - И
Натали, она поймет, она успокоится, она ведь умная...
Мне становится бесконечно грустно. Констанс видит все во мне, но все ли
она понимает? Это ведь я повторяю себе: "Дождемся, дождемся". |