|
На одном из пустопорожних участков за его домом сидел на тачке, под самым солнцепеком, Джаспер, молодой, черный, как хорошо вычищенный сапог, и хорошо сложенный негр. Предполагалось, что он работает, тогда как он на самом деле только подготовлялся еще к работе предварительным отдыхом в продолжение какого-нибудь часочка. Перед самым крыльцом дома Вильсона стояла Рокси, возле детской колясочки местной, довольно топорной-таки работы. В колясочке этой сидели друг против друга двое младенцев по одному на каждом конце. Судя по говору Рокси, человек, не знакомый с нею и не имевший возможности ея лицезреть, мог бы принять эту молодую женщину за черную негритянку. На самом деле такое предположение оказалось бы неправильным. В ней имелась всего лишь шестнадцатая доля негритянской крови и эта шестнадцатая доля ни мало не выказывалась наружу. Рослая молодая девушка, наружность которой производила величественное впечатление, казалась созданной, дабы служить натурщицей для ваятеля. Все ея позы и движения отличались изяществом и благородством. Атласная ея кожа могла поспорить белизной с самою нежною кожей любой из местных лэди, а румянец щек свидетельствовал о прекрасном здоровье. Черты лица Роксаны были очень характерными, выразительными; карие ясные глаза и великолепные мягкие темно-русые волосы ничем не напоминали негритянскаго типа. Необходимо заметить, впрочем, что в данную минуту волосы эти скрывались под пестрым клетчатым носовым платком, повязанным на голове. Хорошенькое, приятное и умное личико Роксаны можно было признать, пожалуй, даже красивым. С людьми одной с нею касты она держала себя самостоятельно и с чувством собственнаго достоинства, доходившим иной раз даже до некотораго высокомерия, но, в присутствии белаго человека, само собой разумеется, становилась робкою и смиренной.
Как уже упомянуто, сама Рокси была по наружности чуть ли не белее любой белокожей барышни или барыни ея лет, но шестнадцатая доля негритянской крови, струившаяся в ея жилах, брала перевес над остальными пятнадцатью и превращала эту красавицу перед лицом закона в негритянку. Она была невольницей и в качестве таковой могла быть продана своим хозяином, кому заблагоразсудится. В ребенке ея имелась тридцать одна доля белой и всего лишь одна доля негритянской крови, но это не мешало ему оказываться тоже рабом и считаться настоящим негром в глазах закона и обычая. У этого мальчика были такие же голубые глазки и светло-русые льняные волосы, как и у его белаго товарища. Даже и сам отец белаго ребенка, весьма редко навещавший детскую, мог отличить обоих детей единственно только по их костюму. Белый ребенок красовался в тоненьком мягком муслиновом платьице и носил на шее коралловое ожерелье, тогда как на маленьком невольнике надета была только одна грубая рубашка из небеленаго полотна, спускавшаяся до колен. Ни о каких драгоценностях у него, разумеется, и помину не было. Белаго ребенка звали Томас Бекет Дрисколл. Что касается до невольника, то он должен был довольствоваться прозвищем valet de chambre (камердинер). Невольникам не полагалось тогда носить фамильных имен, а Роксана слышала где-то это прозвище и нашла, что оно звучит очень приятно. Предполагая, что это какое-нибудь христианское имя, она наделила им своего дорогого малютку. Путем естественнаго сокращения оно скоро превратилось в «Чемберса». Вильсон, в качестве близкаго соседа, был немножко знаком с Роксаной. Когда состязание в остроумии начало немножко стихать, он вышел из дому, чтобы запастись кое-каким новым материалом для своего архива. Заметив на себе взор белаго человека, Джаспер немедленно же принялся энергически работать. Вильсон, поглядев на детей, спросил: — Который из них старше, Рокси? — Оба они ровесники, сударь. Им теперь ровно по пяти месяцев: они родились как раз перваго февраля. — Прехорошенькие малыши! Нельзя даже сказать, который из них красивее. Алыя губки Роксаны раскрылись радостной улыбкой, выставившей напоказ жемчужные зубы. |
