Изменить размер шрифта - +
В тебе тридцать одна часть белаго человека и всего лишь одна единственная доля негра. Оказывается, однако, что эта несчастная тридцать вторая доля и составляет как раз твою душу. Если бы я знала, какая пакость из тебя выйдет, я разумеется не стала бы тебя и ростить. Тебя следовало бы принять прямо на лопату и выбросить в помойную яму. Ты опозорил своих родителей. Что подумает о тебе отец? Ему станет до такой степени совестно, что он перевернется, чай, в могиле.

Три последния фразы страшно разозлили Тома и довели его чуть не до бешенства. Он сказал себе самому, что если б его отец был еще в живых, то его можно было бы пристрелить, или же зарезать. Мамаша не замедлила бы тогда убедиться, что ея сынок явственно сознает свой долг по отношению к отцу и готов заплатить этот долг полностью, хотя бы даже рискуя при этом собственной жизнью. Том предпочел, однако, оставить эти мысли под спудом, находя это для себя более безопасным, в виду дурного расположения духа его мамаши.

— Что же такое случилось в тебе с кровью храбраго Эссекса? — продолжала она. — Положительно не могу этого понять! Кроме того, ведь и с материнской стороны ты самаго что ни на есть аристократическаго происхождения. Мой прапрапрадед, а твой прапрапрапрадед, капитан Джон Смит, был самый чистокровный виргинец стараго закала, а прапрабабушкой ему доводилась индейская королева Покагонта, вышедшая, должно быть, замуж за важнаго негритянскаго царька там где-то в Африке. Не могу понять, как мог получиться от таких благородных родителей трусишка, способный отказаться от поединка и опозорить всех своих предков, словно какой-нибудь подлый ублюдок. Да, у тебя в душе сказалась, значит, негритянская кровь.

Снова усевшись на ящик из под свечей, она погрузилась в думы. Том не решался ее тревожить. Если у него и обнаруживался порой недостаток в благоразумии, то все же не в таких случаях, как в этом. Буря в душе Роксаны постепенно ослабевала, но долго не могла окончательно стихнуть. Она как будто совсем уже улеглась, но всетаки, от времени до времени, напоминала о себе отдаленными раскатами грома, место котораго занимали отрывистыя восклицания вполголоса. Одним из последних было:

— Он недостаточно негр для того, чтобы это обнаруживалось на ногах его пальцев, хотя для этого требуется самая ничтожная примесь негритянской крови, но всетаки ее оказалось в нем довольно для того, чтобы окрасить ею душу.

Затем она пробормотала: «Да, чтобы окрасить ее чернее сажи»! Немного погодя раскаты грома совершенно смолкли. Лицо Роксаны начало проясняться и Том усмотрел в этом благоприятный для себя признак. Вообще он достаточно хорошо изучил характер своей мамаши и знал, что к ней опять вскоре вернется хорошее расположение духа. Он заметила, что она в последнее время машинально подносила палец к носу. Вглядевшись пристальнее, Том сказал:

— Мамаша, у вас с кончика носа сорвана кожа. Что с вами случилось?

Роксана разразилась веселым, беззаветным смехом, способностью к которому Господь Бог наградил единственно только блаженных ангелев на небе и несчастных чернокожих на земле, а затем ответила:

— Это мне досталось на память о поединке. Я ведь сама там присутствовала.

— Скажите на милость, вас, значит, зацепило пулей?

— Ну, да, разумеется, зацепило!

— Признаться, я этого не ожидал. Как же вы подвернулись под пулю?

— Очень просто. Я сидела вот здесь на этом самом месте и признаться начала маленько дремать, тем более, что было уже совершенно темно, как вдруг слышу: «бац, бац»! — грянули разом два пистолетных выстрела и при том по соседству отсюда. Я потихоньку перебралась по другую сторону дома, чтобы посмотреть в чем дело, и остановилась у окна, которое выходит к дому Мякинной Головы. Ни стекол ни ставня в этом окне не было, да впрочем в таком же положении здесь и все остальные окна.

Быстрый переход