После осмотра следственными присяжными мертваго тела и ближайшей его обстановки, Вильсон посоветывал произвести обыск в верхнем этаже и отправился туда вместе с присяжными. Выломав две двери, они проникли в комнату Тома, но не нашли в ней ровнехонько ничего подозрительнаго.

Следственные присяжные постановили, что смертоубийство было, вероятно, учинено графом Луиджи, в присутствии графа Анджело, который может разсматриваться поэтому как соучастник преступления.

Весь город был до чрезвычайности озлоблен против этих несчастливцев. В первые дни после убийства им угрожала серьезная опасность народной расправы судом Линча. Общее или так называемое „великое“ собрание присяжных постановило предать Луиджи суду по обвинению в злоумышленном убийстве; Анджело должен был судиться в качестве лица, заранее знавшаго о преступлении и являвшагося следовательно соучастником. В ожидании суда оба близнеца были переведены из местной городской тюрьмы в центральную тюрьму Миссурийскаго графства.

Осмотрев отпечатки пальцев на рукояти кинжала, Вильсон сказал самому себе: „Это не было сделано ни одним из близнецов“.

Тут был, очевидно, замешан еще кто-то: в собственных своих интересах, или же в качестве наемнаго убийцы. Что же это был за человек? Вильсону предстояло это разяснить. Несгораемый шкап не был раскрыт, жестяная шкатулка оставалась тоже запертой и в ней нашли три тысячи долларов. Это, повидимому, указывало, как на причину преступления не на грабеж, а на что-то иное. В таком случае оно было вызвано, очевидно, местью. Сколько известно, у покойнаго судьи не было ни одного врага кроме Луиджи. Только один этот итальянский граф на всем свете мог питать к нему сколько нибудь серьезное чувство ненависти.

Оставалась, положим, еще таинственная девушка, загадочная личность которой до чрезвычайности смущала Вильсона. Еслиб поводом к убийству был грабеж, то адвокат непременно бы заподозрел эту девушку. С другой стороны, на всем свете не было такой девушки, которой потребовалось бы убить старика судью из мести. Он был джентльмэном в лучшем значении этого слова и никогда не ссорился с девицами.

Вильсон изготовил точные снимки с отпечатка пальцев на рукояти кинжала. В своем архиве он нашел большую коллекцию стеклянных пластинок с отпечатками пальцев женщин и девушек. Он тщательно пересмотрел эти отпечатки, собранные за последния пятнадцать или восемнадцать лет, но все его труды остались тщетными: между ними не нашлось двойника отпечатков, оставшихся на рукояки кинжала.

Присутствие этого кинжала на месте убийства казалось Вильсону очень неприятным обстоятельством. За неделю перед тем он в глубине души готов был верить что, у Луиджи имелся такой кинжал оставшийся у своего владельца, несмотря на уверение в том, что его украли. Теперь этот кинжал разыскался в комнате убитаго, и к тому же в присутствии близнецов. Половина города и перед тем уже говорила, что они просто-напросто надувают, разсказывая будто кинжал у них украден. Теперь эта половина радовалась, что обнаружила такую догадливость, и категорически заявляла: „Мы говорили ведь это и раньше“.

Еслиб на рукоятке кинжала оказались отпечатки их пальцев… но в данном случае об этом нечего было и говорить. Вильсону было в точности известно, что пальцы эти принадлежали не близнецам.

Подозревать Тома в убийстве, Вильсон считал совершенно неуместным. Во-первых, Том и вообще-то не мог никого убить, так как не обладал необходимым для этого присутствием духа; во-вторых, еслиб он и оказался, паче чаяния, способным совершить убийство, то во всяком случае не выбрал бы жертвой преступления своего благодетеля и ближайшаго родственника, не чаявшаго в нем души; в третьих, собственный интерес должен был удержать Тома от подобнаго преступления.