Изменить размер шрифта - +
При жизни дяди, Том пользовался от него щедрою денежной поддержкой и мог надеяться, что уничтоженное завещание будет со временем опять возстановлено в его пользу, тогда как со смертью судьи все это утрачивалось рушиться безповоротно. При осмотре бумаг покойнаго выяснилось, правда, что завещание уже возстановлено, но это не могло быть известно Тому, который от природы не умел держать язык за зубами, а потому непременно бы проболтался. Кроме всего этого, телеграмма, полученная тетушкой Пратт, свидетельствовала, что Том находился в Сен-Луи и узнал об убийстве единственно только из утренних газет. Упомянутыя соображения имели к тому же у Вильсона скорее характер неопределившихся еще ощущений, чем точно выразившихся мыслей. Сам он не преминул бы расхохотаться, еслиб кому-нибудь пришло в голову серьезно заподозреть существование какой-либо связи между Томом и этим убийством.

Положение близнецов казалось Вильсону отчаянным и, повидимому, безнадежным. Он был убежден, что если не отыщут соучастника, то достопочтенные миссурийские присяжные повесят их без всякаго зазрения совести. Если соучастник найдется, то это нисколько не улучшит положения близнецов, а только возложит на шерифа обязанность повесить еще третьяго человека. Итальянские графы могли быть спасены лишь в том случае, еслиб разыскался человек, убивший судью Дрисколля в личных своих интересах, что представлялось, повидимому, немыслимым. Тем но менее надлежало найти настоящаго убийцу, оставившаго на кинжале отпечатки окровавленных своих пальцев. Возможно, что и тогда близнецам будет вынесен обвинительный приговор, но если не удастся найти убийцу, то они ни под каким видом не могут разсчитывать на оправдание.

Всесторонне обсуждая обстоятельства дела, Вильсон размышлял о них днем и по ночам и строил разнообразнейшия предположения, которыя всетаки не приводили его ни к какому определенному результату. Встречаясь с незнакомой девушкой или женщиной, Вильсон под каким-нибудь предлогом заручался отпечатками ея пальцев, после чего ему приходилось каждый раз сознаваться по возвращении домой, что он трудился даром. Отпечатки эти не имели ничего общаго с теми, которые остались на рукояти кинжала.

Относительно таинственной девушки Том поклялся, что вовсе ея не знает. Он даже не помнил, чтоб ему случалось когда-либо видеть девицу в таком костюме, как описывал ее Вильсон. Том сознался, что не всегда запирал свою комнату на ключ и что прислуга иной раз забывала замыкать двери дома. При всем том он думал, что девушка навряд ли часто заходила к нему в комнату, так как в противном случае она непременно бы попалась. Вильсон пытался поставить эту девушку в связь с воровским набегом. Он полагал, что она была союзницей старухи, или же переоделась сама старухою и воспользовалась удобным случаем, чтоб обокрасть город. Соображения эти поразили и очень заинтересовали Тома, который нашел их правдоподобными. Он обещал пристально поглядывать на будущее время за этой подозрительной особой в единственном или же множественном числе. Том опасался, впрочем, что она или же оне окажутся слишком ловкими, дабы появиться снова в городе, где в продолжение долгага времени все будут, без сомнения, держать ухо востро.

Том был до такой степени спокоен, так грустил и столь глубоко чувствовал понесенную им утрату, что все в городе о нем жалели и относились к нему с сочувствием. Нельзя сказать, впрочем, чтоб он играл при этом часто напускную роль. Старик, считавший себя его дядей, зачастую стоял в безсонныя ночи перед глазами самозваннаго своего племянника точь-в-точь таким, каким Том видел его в последний раз. Этот окровавленный старик не редко посещал его и во сне. Молодому человеку не хотелось входить в кабинет, где разыгралась страшная трагедия. Это очаровало г-жу Пратт, которая была совсем уже без ума от любезнейшаго своего племянника. Она, по собственным ея словам, постигала теперь больше, чем когда-либо, какой нежной и чувствительной натурой обладал ея голубчик и как он обожал покойнаго своего дядю.

Быстрый переход