Они говорили тогда, что вышли прогуляться по городу и поспешили к дому судьи, откуда раздался такой громкий отчаянный призыв на помощь, что они услышали его с далекаго разстояния. Затем они попросили саму свидетельницу и только что упомянутых господ осмотреть их руки и платье. Осмотр этот был произведен и пятен от крови при этом не найдено.
То же самое подтвердили показания гг. Роджерса и Бэкстона.
Точно также подтвердился на суде факт находки индийскаго кинжала на месте преступления. Сличение этого кинжала с описанием, помещенным в обявлении об его продаже, где было обещано пятьсот долларов награды за доставление его обратно законному владельцу, выяснило полнейшее соответствие кинжала с описанием. Затем, по разяснении некоторых других фактов, предоставлено было слово защите. Вильсон обявил, что представит трех свидетельниц, а именно девиц Кларксон. Свидетельницы эти удостоверят своими показаниями, что спустя лишь несколько минут после того, как раздались в доме судьи крики «на помощь!», они встретили молодую девушку под вуалью, выходившую со двора этого дома через калитку в глухой переулок. Защитник находил эти показания, совместно с некоторыми обетоятедствами дела, на которыя он сочтет своим долгом обратить внимание пристяжных, убедят суд в существование еще однаго лица, прикосновеннаго к преступлению и не разысканнаго до сих пор. В интересах своих клиентов он обязан потребовать отсрочки разбирательства дела до тех, пока лицо это не будет найдено. Становилось уже поздно, а потому Вильсон просить отложить до следующаго утра допрос трех его свидетельниц.
Толпа, вышедшая из суда, начала растекаться по улицам отдельными группами и парочками. Везде с самым возбужденным интересом и величайшем оживлением обсуждали процесс, который во всяком случае являлся самым выдающимся в предстоявшей сессии. Все, казалось, были совершенно довольны первым днем судебнаго разбирательства и вынесенными из него впечатлеяиеми за исключением самих обвиняемых, их защитника и сочувствовавшей им старушки. Среди них незаметно было ни малейших признаков радости, так как они почти не надеялись на оправдательный приговор.
Прощаясь с близнецами, тетушка Патси пожелала им доброй ночи и хотела добавить к этому пожеланию что-нибудь такое, что могло бы хоть сколько-нибудь их ободрить и развеселить, но слова замирали у нея на устах и она оказалась не в силах выполнить благое свое намерение.
Том был уверен, что ему лично не угрожает ни малейшей опасности, но, тем не менее, торжественность, которою ознаменовывается начало судебнаго разбирательства в уголовных процессах, произвела на него слегка удручающее впечатление. Дело в том, что он от природы обладал чрезмерною чуткостью, которая била в его душе тревогу даже при малейшем поводе к опасениям. Тем не менее он снова успокоился и даже возрадовался в сердце своем с той минуты, как выяснилось на суде отсутствие у защиты сколько-нибудь весских фактических данных. Выходя из суда, Том позволил себе даже саркастически пожалеть о Вильсоне: «Мякинная Голова строит всю свою защиту единственно лишь на томь обстоятельстве, что три старыя девы встретили незнакомую им девушку в глухом переулке! — говорил он себе самому. — Я готов дать ему отсрочку в сто или хотя бы даже в двести лет с полной уверенностью, что он всетаки не отыщет этой девушки. Ея фактически уже не существует. Платье, которое придавало скрывавшейся в нем особе вид девушки, сожжено и пепел развеян по ветру. Разумеется, что при таких обстоятельствах отыскать ее будет совсем не трудно!» Соображения эти заставили Тома в сотый раз восхищаться собственной его остроумной изобретательностью, благодаря которой он обезпечил себе полнейшую безнаказанность и даже устроился так, что на него не падало ни малейшаго подозрения.
«В таких случаях, как этот, почти всегда упускается из виду та или другая ничтожная на первый взгляд мера предосторожности, — говорили себе самому Том. |