Изменить размер шрифта - +

Том Дрисколль мимоходом заглянул в эту коллекцию слегка подтолкнул локтем своего приятеля и, лукаво подмигивая одним глазом, сказал:

— Мякинная Голова обнаруживает редкостную деловитость. Убедившись в невозможности выиграть процесс, он хочет по возможности воспользоваться случаем дабы без всяких денежных издержек заручиться блистательнейшей рекламой в пользу изобретенных им украшений для оконных стекол во дворцах.

Вильсону было обявлено, что свидетельницы его еще не успели одеться надлежащом образом и явятся несколько позднее. Тогда он встал и обявил, что, по всем вероятиям, не будет иметь случая воспользоваться их показанием (по залу пробежал насмешливый ропот: «Это уже решительное отступление. Он без боя кладет оружие»). Вильсон продолжал:

— У меня имеются другия доказательства несравненно более решающаго свойства (все стали внимательно прислушиваться, но, вместе с тем, по залу пробежал ропот изумления, к которому примешивался заметный оттенок разочарования). Может показаться странным, — продолжал Вильсон, — что я позволил себе столь внезапно представлять суду эти новыя доказательства, но, в извинение себе, осмелюсь обяснить, что открыл существование их лишь вчера, поздно вечером. С тех пор я все время разсматривал эти доказательства и приводил их в порядок, так что закончил свою работу лишь полчаса тому назад. Я не премину представить ее на разсмотрение суда, но прежде всего желал бы сказать, с дозволения суда, несколько вступительных слов.

«Главный довод обвинения, выдвинутый, на первое место — довод, на котором представитель обвинительной власти настаивал с особенным упорством, пожалуй даже чрезмерно резким вызывающим образом, заключаяся в следующем: „Человек, рука котораго оставила окровавленные отпечатки своих пальцев на рукояти индийскаго кинжала, без сомнения и совершил преступление“. — Вильсон остановился и помолчав несколько мгновений, дабы усилить впечатление того, что собирался сказать, присовокупил совершенно спокойным тоном: — Мы соглашаемся в данном случае с обвинительной властью и признаем этот довод неопровержимо верным.

По залу пробежало словно электрическое сотрясение. Никто не был приготовлен к такому заявлению со стороны защиты. Повсюду загудел ропот изумления. Высказывались даже вполголоса подозрения: „не помешался ли злополучный адвокат от переутомления“? Даже сам председатель суда, несмотря на многолетнюю свою опытность по части ловушек и замаскированных батарей, так часто употребляющихся в американском уголовном судопроизводстве, не решился сразу поверить своим ушам и спросил у защитника: что именно он хотел этим сказать? Лицо Говарда сохранило обычное свое спокойное выражение, но безпечная уверенность в успехе, которою дышали перед тем его поза и манера держаться, на мгновение пошатнулись. Вильсон обяснил:

— Мы не только признаем этот довод, но радостно приветствуем его и кладем в основу нашей защиты. Вместе с тем, откладывая до надлежащей минуты дальнейшее разсмотрение этого пункта, мы перейдем пока к изложению других обстоятельств дела, выяснение которых находим желательным, дабы выставить упомянутый главный довод в надлежащем свете и в подобающей ему обстановке.

Излагая свой взгляд на причины и побудительные поводы к убийству судьи Дрисколля, защитник взял на себя смелость сделать несколько предположений, предназначавшихся к тому чтобы заполнить пробелы в данных, добытых судебным следствием. Такия гипотезы могли, по мнению защиты, быть полезными для разяснения дела, в случае, если бы оказались удачными и в то же время, в противном случае, не могли принести ни малейшаго ущерба.

— Некоторыя обстоятельства разсматриваемаго теперь дела, — заявил Вильсон, — указывают, повидимому, совсем не на ту причину убийства, которую выставляет обвинительная власть. Я лично убежден, что поводом к убийству послужил грабеж, а вовсе не мщение.

Быстрый переход